Николай Александрович Мотовилов (25 мая 1809 - 27 января 1879) - симбирский и арзамасский помещик, собеседник преподобного Серафима Саровского и его первый биограф, многолетний попечитель Серафимо-Дивеевского монастыря.

Биография

С 9 августа 1823 года по 1826 год Николай Александрович учился в Императорском Казанском университете. Какое-то время Мотовилов в Казани, подготавливаясь к поступлению в университет, проходил обучение в пансионе немца Лейтера, выпускника Лейпцигского университета.

В возрасте 22 лет Николай Мотовилов был исцелён батюшкой Серафимом от тяжкой ревматической болезни с расслаблением всего тела и отнятием ног, длившейся три года.

Николай Мотовилов записал поучение преподобного Серафима о цели христианской жизни и многие из пророчеств святого старца о будущем России и Дивеева. На месте где в ноябре 1831 года состоялась беседа преподобного с Николаем Мотовиловым о стяжании Святого Духа был позднее построен Храм Святого Духа Саровского монастыря.

По информации С. А. Нилуса, в юности Николай Мотовилов был влюблён в Е. М. Языкову, он безуспешно пытался добиться её руки, пока в 1832 году не получил окончательный отказ. Екатерина Михайловна через четыре года стала женой славянофила А. С. Хомякова.

Николай Мотовилов мирно скончался в своем симбирском имении. По завещанию его тело привезли в Дивеево, где и отпели в церкви Рождества Христова и похоронили возле Казанской церкви, недалеко от могилы преподобной Александры.

В советское время могилки у алтаря Казанской церкви были уничтожены, площадь заасфальтирована. Единственным ориентиром этого святого места оставалась старая берёза на могиле Мотовилова. В 1970-е годы её пытались выкорчевать, но это не удалось.

Летом 1991 года перед торжествами перенесения мощей преподобного Серафима в Дивеево по благословению патриарха Алексия асфальт был вскрыт, обнаружены склепы и обозначено место могил. Ныне могила Николая Александровича Мотовилова восстановлена и является местом молитв.

Семья

В 1840 году Николай Александрович женился на Елене Ивановне Милюковой (30 мая 1823 - 27 декабря 1910), племяннице преподобной Марфы Дивеевской. Её отец часто ходил к батюшке Серафиму на работу, а после смерти супруги поступил в Саровскую пустынь монахом. С 5 лет Елена жила в монастыре. Но впоследствии, по прямому послушанию отцу Серафиму, она вышла замуж за Николая Мотовилова и вместе они много помогали обители. Предвидя это, батюшка велел звать её еще с малолетства «великою госпожою».

В браке у Николая Александровича и Елены Ивановны родилось шестеро детей. Госпожа Мотовилова дожила до самого открытия святых мощей Серафима Саровского в 1903 году, и рассказывала о личных своих наблюдениях современникам.

По изданию: Стяжатели духа святаго. М.: Ниола-пресс, 2006. Номер страницы после текста. Это публикация материалов о митр. Рафаиле Прокопьеве, считающего себя потомком Мотовилова. См. материалы о Серафиме Саровском , особенно статью Басина . Материалы впервые оп. Стрижевым: Мотовилов Н. А. Письма и докладные записки // Серафимово послушание. Жизнь и труды Н. А. Мотовилова /Сост., подг. текста и прим. А. Стрижёва. М., 1996. С. 88 - 124.

Августейший Монарх Всемилостивейший Государь!

Вследствие верноподданнического желания моего иметь счастье всенижайше лично доложить Вашему Императорскому Величеству о словах пророчественных великого старца Серафима господин министр высочайшего двора Вашего граф Владимир Федорович Адлерберг поручил мне отнестись к графу Алексею Феодоровичу Орлову (Доверенное лицо императора Николая I, впоследствии шеф жандармов и начальник III Отделения (1844-1856), а им передано мне, чтобы я, нимало не стесняясь никаким опасением, все, что знаю по сему предмету, изложил на бумаге во всем пространстве и полной сущности оного в словах, сколько можно более коротких, и если могу, то не искал бы счастия лично всеподданнейше докладывать о том Вашему Императорскому Величеству. Вот смысл того, в каком виде передана мне Высочайшая воля Ваша, Всемилостивейший Великий Государь Император, но как сообразить пространство с краткостию, безопасную нестеснительность устного всеподданнейшего доклада с неизбежною осторожностию изложения тех же мыслей на бумаге, и, наконец, что думать о предложении не искать возможности хотя на одно мгновение насладиться столько желанным для каждого

(На письме резолюция Николая I. Собственною Его Величества рукою написано карандашом: «15 марта 1854 года. Ежели он как верноподданный не забыл своей присяги, то должен исполнить мое приказание и донести на бумаге, что мне сказать имеет: тогда решу, стоит ли мне его призвать или нет» Н [Николай]).

Верноподданного Вашего и превожделенным счастием видеть Пресиетлое лицо Высочайшей Особы Вашего Императорского Величества, когда великодушная доступность Ваша, Всеав густейший Монарх, столь велика, что не скрывает Вас и от самого последнего из Ваших верноподданных. Мне говорят, Что смутность современного положения нашего Отечеств;! Невольно делается главнейшею причиною того, что едва ли Можно будет мне удостоиться величайшего для меня счастия лично видеть Вас, от всего сердца моего нелицемерно любимый мною Монарх. Но неужели две-три, а много четыре минуты достаточны, быть может, на Высокомонаршее благосклонное выслушивание слов великого старца Серафима - слов едва ли только лишь не в современном состоянии Отечества нашего и долженствующих быть приведенными в известность Вашему Императорскому Величеству - так много отнимет времени от великих забот Ваших о непоколебимости державы Вашей, и каким образом слова великого Старца могут быть помехою счастию Русской земли, когда они от него-то лишь, ибо Высочайшей Особы Вашей, без коей и счастия на земле Русской быть не может, и относятся только. Да и было ли когда-нибудь на бумаге излагавшееся мною доведено до Всеавгустейшего сведения Вашего хотя одно слово правды моей без того, чтобы оно было или превратно истолковано, или и вовсе предано совершенному умолчанию, в чаянии, что я никогда и никак не сподоблюсь счастия лично видеть Вас, Государь, и обо всем всеподданнейше доложить Вам по сущей справедливости. И не извольте подумать, что я дерзаю так всеподданнейше изъясниться, не имея на то никакого основания. Нет, Ваше Императорское Величество, никто более моего не имеет права неоспоримого на таковый образ мышления, хотя и весьма для меня неотрадный, но тем не менее неотвратно вынужденный из меня неизбежностию.

Чтоб доказать настоящие слова мои, мне следовало бы только, хотя в кратких очертаниях, да рассказать постепенно все обстоятельства жизни моей, послужившей как основными и сопутствующими, так и завершающими побудительными причинами к тому, но, чтобы действительно не употребить во зло благомилостивейшее Высочайшее внимание Ваше, осмелюсь только привести один пример: Вашему Императорскому Величеству, вероятно, известно дело о двух Дивеевских женских об-

щинах - сущность того дела, официально изложенная, имеется в Святейшем Правительствующем Синоде, дело это началось по Моей просьбе, но так ли оно официально представлено, как на самом деле все, до него относящееся, было изложено мною на бумаге; вот самый короткий отчет, мой собственный, об истинной и действительной его сущности.

Ярославская помещица, полковница Агафья Симеоновна Мельгунова, урожденная Белокопытова, постриженница Киево-Флоровского женского монастыря, в монахинях Александра, сподобилась во сне получить от Божией Матери извещение, что не в Киеве должна окончить она жизнь свою, но идти на Север великой России, и там Царица Небесная укажет ей место, где по кончине ее благоволением Божией Матери устроится обитель девическая, на которую она с Иверии, Афона и Киево-Печерской Лавры низведет Свое благословение, равное тем трем святым местам ее небесным благословением. (Благословение Ее общее для всех сих четырех мест состоит в том, что Она по три часа каждодневно обещалась быть Самолично в каждом из сих мест - и ни одного из жителей их не допустит до погибели).

Монахиня Александра видела второе явление Божией Матери в Нижегородской губернии Ардатовского уезда, в селе Дивееве, на том самом месте, где потом великим старцем Серафимом устроена двухпрестольная церковь Рождества Христова и Рождества Пресвятой Богородицы. Старица Бо-жия после многолетних трудов монашеских, около того места проведенных, наконец за полгода до смерти своей поселилась с тремя при ней сестрами противу сего места, про которое Царица Небесная сказала ей в видении, что оное есть именно то, которое будет принадлежать великой обители, предреченной ей в Фроловском Киево-Печерском монастыре, и умирая, дала заповедь иеродиакону Саровской пустыни Серафиму попе-щись о благоустроении духовном имеющей некогда по пред-речению Божией Матери основаться той великой обители.

После кончины ее на месте ее жительства к тем сестрам, с ней пришедшим и после нее оставшимся, собрались другие, и основалась община, содержавшая устав и молитвенное правило, одинаковое с правилом Саровской пустыни. Между тем, иеродиакон, впоследствии иеромонах Серафим, преуспевая в духовных, преуспевая в монашеских подвигах в пустынножи-

тельстве семнадцатилетнем, где сподобился перенести посты -3-х дневный и 7-дневный, двух-, трех-, четырех- и шестинедельный и, наконец, 72-х дневный - и после того борьбу с бесами в течение 1001 дня и 1001 ночи и получил совершенную победу над ними, о чем мне самому из уст в уста передал. И после всего того пятилетним безмолвием в затворе достигши полного, подобно пророку Моисею Боговидцу, благодатного внутреннего и внешнего озарения, решился заняться благо-устроением помянутой выше общины, бывшей под начальством Ксении Михайловны Миловановой, и желал научить их простоте жизни и легчайшему приобретению благодати Духа Святаго именно тем же способом, коим он из многолетней собственной благодатной опытности научился, но она его мало стала слушаться, говоря, что уже им дан устав строителем Па-хомием, начальником Саровской пустыни, и она не согласна на нововведения, чая, что чрез соблюдение и прежнего устава того она и сестры ее спасутся; и великий старец Серафим, ища не своих сил, а еже ближнего, оставил их в покое и обратился к прежнему, совершенно отлученному от всякого сообщения с любыми пустынножительству, но Божия Матерь явилась ему, приказала завести новую и вторую в Дивееве общину в поле возле села того из одних только девиц, с условием, чтобы никогда вдовицы в ней не жили, дала этой общине новый и нигде небывалый, а Ею Самою изобретенный и законоположенный устав, сообщенный устно во время явления Своего великому старцу Серафиму, и в основание новой обители приказала ему самому из Саровского леса срубить двухпоставную мельницу и к ней пристраивать в порядке Ею Самою указанном кельи; из прежней же общины взять 8 сестер, поименно Ею Самою указанных, и к ним лишь тех потом присовокуплять, которых Она Сама изволит ему указать, а на месте помянутом выше, где было Ее явление второе монахине Александре, устроить в честь Рождества Сына Ее Господа нашего Иисуса Христа и Ее собственного двухпрестольную церковь, в коей диакониссами для прислуживания алтарю избрать из новейшей общины Ее девической сестер, и самую церковь подчинить ведомству сей девической общины, обещав, что его собственные мощи, равно как и мощи первоначальницы Александры, будут некогда почивать в нижней Рождества Ее церкви - и, другие многие прибавив к тому о сей второй девической Дивеевской

общине предречения, повелела, чтобы место усадьбы этой общины обведено было канавою и валом, сделанным трудами сестер общинских - что все великим старцем Серафимом исполнено - ив Дивееве со времени заведения сей новой Мельничною прозванной, общины стало существовать две, совершенно отдельные, друг другу нимало не подчиненные хотя и не лишенные, однако же, христианского общения обители; и из сих-то двух общин по особому явлению Божией Матери, и ночь с 3 сентября ему бывшему, он 4 сентября заповедал мне от лица самой Божией Матери служить его собственной девической общине и, сложив руки мои с руками двух сестер сей общины, сказал мне: «Как Божия Матерь предала мне из рук в руки общину сию, так и я тебе по Ее же повелению передаю служение мое сей Ее великой обители по смерть твою, служи же Царице Небесной во всю жизнь твою и сохраняй в ней все, как Сама Божия Матерь в ней через меня, убогого Серафима, устроить изволила. А в грядущее лето мы на сих трех грядочках поработаем с тобою». Объявив сестрам всем, что Божия Матерь меня назначила им быть питателем во всю жизнь мою, отпустил в Воронеж.

По возвращении откуда узнал я по кончине его, что в Дивееве существуют две общины, а в Куликове Тамбовской губернии Темниковского уезда начинается третья по благословению того же великого Старца, и приняв на себя по заповеди его служение его собственной общине Мельничной девической Дивеевской, а по моему собственному, не без воли, впрочем, Божией, о чем бы долго было здесь пояснять, и двум другим, я писал к господину обер-прокурору Святейшего Правительствующего Синода графу Николаю Александровичу Протасову от 14 января 1838 года о существовании трех различных общин, поименованных выше, и о различном в пользу их отдельном для каждой пожертвовании земель моих; и, наконец, будучи особенным благодатным исцелением в ночь с 1 на 2 июня 1842 года, дарованным мне от тяжкого ушиба во всем теле и вывихе левой ноги и двух ребер в левом боку, удостоверил, что просьба моя от 1 июня того 1842 года справедлива и угодна Богу с приказанием послать ее непременно на имя преосвященного Иоанна, епископа Нижегородского и Арзамасского; я не только послал ее тогда, - а преосвященный немедленно в Святейший Правительствующий Синод, но и после того неоднократными

просьбами о соблюдении всех моих условий при пожертвовании земельных, положенных мною и клонившихся лишь только к соблюдению заповеди великого старца Серафима и непременно воли Самой Божией Матери, через него мне сначала, а потом уже и непосредственно чрез последнее третье благодатное наделение объявленные, неоднократно настаивал о возвращении обоим общинам Дивеевским их прежней самобытности; а чрез то о непременном навсегда непорушенном, чрез их устроение таковое, воли Божией всесовершенном исполнении, нарушенных несправедливым соединением; и все то не на словах, но на бумаге изъявлял, ссылаясь и на самые законы - в пользу мою говорившие, - и делал то не через какое-нибудь низшее и светское место, но чрез Святейший Правительствующий Синод. И чрез столько-то великое место и всех моих вышеупомянутых благодерзновенных и справедливых настаиваниях, единственно лишь только страхом Божиим и любовью к Божьей Матери из меня вынужденных, старался довести до Высочайшего сведения Вашего; но чем же увенчались все таковые многолетние и неотступные хлопоты мои? Условия мои осмеяны, я сам выставлен хлопочущим, не знай о чем, соединение общин приписано не превратному о существовании их донесению, вынужденному несправедливым о том настоянием одного из членов Святейшего Правительствующего Синода, но Высочайшей воле Вашего Императорского Величества, хотя от Вас, однако же, всю правоту настоящего положения дел Дивеевских двух общин совершенно закрыто разнообразными превратными толкованиями воли великого старца Серафима и клеветами на меня; и чрез кого же все то сделано? Через Святейший Правительствующий Синод, а клевета на меня взводимая взведена - через сенатора! Как же после всего того, простите такому вопросу моему, Ваше Императорское Величество, я осмелюсь через письменное изложение на бумаге всеподданнейше доводить до Высочайшего сведения Вашего тайну Божественных предречений о Вас и России Вашей, тогда как и заповедано мне верноподданнически доложить оную лишь только усты к устам.

Если же во мне изволите сомневаться, не изменник ли я какой и не со злым ли умыслом дерзаю утруждать Ваше Императорское Величество, то осмелюсь нижайше представить Всеавгустейшему вниманию Вашему, Великий Государь, какая кровь переливается в жилах моих с отцовской стороны

мотовиловской. Предки мои - славянские властители, равные в правах нынешних дворян, удостоились участвовать вместе с Гостомыслом в призвании Рюрика, Синеуса и Трувора на княженье землею Русскою, что хотя известно только мне по семейным нашим преданиям, однако никакому сомнению не подлежит, а с Пожарским и Мининым были тоже двое Мото-виловских. Предки мои при избавлении Москвы и России от поляков и потом при возведении на Всероссийский престол Всеавгустейшего Дома Романовых; из них от Евсевия Семеновича Смирного-Мотовилова, воеводы иркутского или тобольского, по прямой линии происходит прадед мой, надворный советник Михаил Семенович Мотовилов, трудившийся вместе с фельдмаршалом Минихом в свержении Бирона и открывший в Саровской пустыни тот акт, который нужен был Государыне Цесаревне Елисавете Петровне при восшествии ее на престол Всероссийский, и во все время почти тысячелетнего дворянства своего в государстве российском Мотовиловы, служа стольниками и полковниками, сотниками стрелецких полков и в областных городах, что ныне губернские, ни разу не изменяли ни Богу, ни Государю, ни Отечеству, служа и Тому, и другому, и третьему всегда верою и правдою; а с материнской стороны я осмелюсь, указав на покойного бригадира Николая Алексеевича Дурасова и всех от сестер его происходящих, заключить, что она из одного и того же рода и, в доме его быв воспитана, имела счастие неоднократно пользоваться высоким благоволением и всеавгустейшим вниманием великой бабки Вашей Государыни Императрицы Екатерины Великой, каковым удостоен был и родитель мой, начавший службу свою при высочайшем дворе Ее Величества и только по тяжким болезням своим, и во всю потом жизнь удручавшим его, принужденный выйти в отставку.

Простите безумью моему, Ваше Императорское Величество, если дерзнул помянуть о заслугах предков моих, а если сам ничего дельного не удостоился сделать для Вас, Великий Государь, и еще раз благомилостивейше извольте сделать один вопрос, что если бы и всякому из великих сановников, окружающих престол Ваш, было положено в жизни хотя половина препятствий, коими меня устраняли от возможности быть полезным Вашему Императорскому Величеству, то могли ли бы они хотя что-нибудь доброе для Вас сделать? И если им никто

не препятствовал в служении Вам, Великий Государь, то за что же такое меня не только 14 лет сряду не пускали на государственную службу, но даже теперь, и во вторичный приезд мой в северную столицу Вашу, предлагают мне не добиваться личного всеподданнейшего представления Вашему Императорскому Величеству, тогда как Вы сами и от последнего из солдат Ваших себя скрывать не изволите?

Простите же великодушно чистосердечному простодушию верноподданнической речи моей, и если можете, то не отриньте, еще раз умоляю Ваше Императорское Величество, моей неотступной просьбы всемилостивейше дозволить мне изустно доложить Вам слова великого старца Серафима, сказавшего мне про Вас, Великий Государь, что Вы в душе христианин, чего не смеют сказать про себя очень многие, того Серафима, коему возвещено от Бога, что смерть его будет подобна смерти семи отроков, спавших в Ефесской пещере. А о нем прояснено мне то, что он воскреснет прежде общего всех воскресения из мертвых в царствовании Вашего Императорского Величества и единственно лишь только для Вас, Великий Государь, о чем всем в полноте всего и вышеизложенного, изъяснив по сущей справедливости, по долгу православно-христианской верноподданнической совести, что готов и присягою подтвердить, вполне предаю себя Всеавгустейшей воле Вашего Императорского Величества, и если Всемилостивейше соблаговолите дозволить мне открыть Вам тайну, которой не преувеличивал Ш,ену лишь потому, что единственно Вашему Всеавгустейшему суду высокомонаршему желал и желаю всеподданнейше предоставить сделать настоящую и справедливую ей оценку, то буду непрестанно благословлять Господа, положившего Вам по сердцу, вовремя благоприятно послушать верноподданническую речь мою о ней. Если же нет, то двадцать два года терпевши и не открывши ее никому, унесу ее с собою во гроб с совестию неукоризненною тем, что я скрывал талант, вверенный мне от Господа через великого раба Своего Серафима. » Вашего Императорского Величества верноподданнейший раб, титулярный советник, почетный смотритель Корсун-ского уездного училища, член Нижегородско-Ардатовского тюремного комитета и кандидат в должность симбирского совестного судьи

Николай Александров сын Мотовилов.

ВТОРОЕ ПИСЬМО ИМПЕРАТОРУ НИКОЛАЮ I

[Слово великого старца Серафима]

Всеавгустейший Монарх, Всемилостивейший Государь!

Имев щастие лично моими глазами видеть собственноручное Вашего Императорского Величества Высочайшее Повеление о всеподданнейшем докладе слов великого старца Серафима на бумаге, спешу немедленно исполнить священнейшую для меня Всеавгустейшую волю Вашу.

Рассказав подробно о Илии Фесвитянине и об Авессе, военачальнике Давидове, о Гедеоне, вожде израильского народа, он заключил, что в России много есть еще верных Богу людей, хотя разврат духовный и многих от Бога отвлекает, и, сказав, что надобно царям служить, так как Авесса, который за жизнь Давидову стократно готов был своею собственною пожертвовать, и прибавив, что, подобно Гедеону, людям Божиим надобно призыва и избрания Божьего ожидать, и тогда, действуя по Боге, не отчаиваться, если б их усердие к Отечеству и не получило надлежащей оценки, ибо любовь к Царю и Отечеству угодна Богу, и если бы люди не оценили, то Бог воздаст, - он спросил меня, что именно влечет меня в Петербург; я сказал, что желание служить там Вашему Императорскому Величеству; почему же там, а не в другом месте, я ответил, чтобы, находясь ближе к Вам, в случае нужды быть немедленно готову пролить до последней капли кровь свою, если б то понадобилось за Ваше Всеавгустейшее здравие, и быть, если можно будет сколько Богу угодно будет помочь, полезным Церкви Христовой. Он отвечал: «Усердие твое угодно Богу, и Он не оставит тебя за оно, но так как по I слову пророка - во время благоприятно послушах тя и в день спасения помогох ти - то ревность хотя и по Богу да не по разуму (то есть преждевременно), то не только неугодна Богу, но и грех есть. Так и теперь поездка твоя не по дороге - и ето самое усердие твое к Государю, если преждевременно узнают о нем люди недоброжелающие ему, то может повредить тебе, а ты себя береги. О Государе же не пекись, Его Господь сохранит. Он в душе христианин, чего не могут про себя сказать

иные даже и из духовных великих особ. Велик был Государ]» Император Петр I Алексеевич, за что Великим и отцом Отечества справедливо наречен, а по вере в Господа с верою Его Императорского Величества и сравнен быть не может; сами рассудите: Петр Великий жил во времена такие, когда и одним взглядом дорожили царским первейшие бояре, как милостию Божиею, и все безмолвно Царю покорялись, так ему легко было управлять. А ныне не тот народ уж стал, и если и за всею етою переменою слушаются Государя и трепещут враги его, то уж Сам Господь наш Иисус Христос и Божия Матерь помогают во всем за нелицемерную веру его Православную, вот ею-то он и выше Петра Великого и за нее-то и помогает ему Бог во всем и возвеличит во дни его так Россию над всеми врагами ее, что она станет превыше всех царств земных и не только нам у иностранцев уже не придется учиться ничему, а еще и им доведется бывать в нашей Земле Русской да учиться у нас и Вере православно христианской и жизни благочестивой по етой вере; а много-много будет сначала до того всякого горя Государю и неоднократно станут искать его освященной Богу главы и живота Царской фамилии, но Господь всегда будет защищать и его и весь Августейший Царский Дом его; праведника ради единого целый род спасается, что речет триех ради, а в его государевом роду, посмотрите-ка, ваше Боголюбие, сколько святых мощей от его венценосной плоти и крови, мню, что не один десяток угодников Божиих, так все они молитвенники за род его и его священную Особу Императорскую; вот хоть бы и августейшая родительница его, благочестнейшая Государыня Мария Феодоровна, она как мать родная для всех сирот и бедствующих, а ето ведь святых только жен богомудрых дело, и если то велико в простом человеке, тем более в священной венценосной Царской особе угодное Богу, а Государь в Бозе почивший Всеавгустейший родитель его, император Павел Петрович, как любил Церковь святую, как чтил святые уставы ее и сколько сделал для блага ее, немногие из царей русских, подобно ему, послужили Церкви Божией; а Его Императорскому Величеству и еще гораздо более поможет Господь сделать и для Церкви святой Православной нашей и единой во всей вселенной истинной, непорочно Апостольской Вселенской Церкви Христовой, но до етого еще много должно будет горя и Государю, и Земле Русской перенести; восстанут

на него не только враги внешние, но и внутренние и вот как ато будет: бунтовщики-то, восставшие на Государя при восшествии его на престол, похвалялись, что хотя и скошена трапа, да корни остались, то хотя и не по Боге они хвалились тем, и ето, однако же, правда, ибо главные начальники етого злого умысла, выдавши тех, которых сами же вовлекли в злой етот умысел свой, а сами остались в стороне, и вот они-то и ищут и будут искать погибели Государя и всей Фамилии его Царской, и неоднократно будут подыскиваться, нельзя ли как-нибудь извести их, а когда неоднократные их покушения не удадутся, то они примутся за другое - и будут стараться, что если можно им будет, то бы во всех должностях государственных были все люди или согласны с ними, или по крайней мере не вредные им. И будут всячески восстановлять Землю Русскую противу Государя; когда же и то им не будет удаваться, так как им хотеться будет, ибо по местам ими заводимые частные возмущения будут по милости Божией скоро прекращаемы, то они дождутся такого времени, когда и без того очень трудно будет Земле Русской и, в один день, в один час заранее условившись о том, поднимут во всех местах Земли Русской всеобщий бунт; и так многие из служащих тогда будут и сами участвовать в | их злоумышлении, то некому будет унимать их. И на первых порах много прольется неповинной крови, реки ее потекут по Земле Русской, много и вашей братьи, дворян, и духовенства, и купечества, расположенных к Государю, убьют; но когда Земля Русская разделится и одна сторона явно останется с бунтовщиками, другая же явно станет за Государя и целость России, вот тогда, ваше Боголюбие, усердие ваше по Боге и ко времени. И Господь поможет правому делу: станет за Государя и Отечество и святую Церковь нашу, а Государя и всю Царскую Фамилию сохранит Господь невидимою десницею Своею и даст полную победу поднявшим оружие за Него, за Церковь и за благо нераздельности Земли Русской; но не столько и тут крови прольется, сколько тогда, как когда правая за Государя стоявшая сторона получит победу и переловит всех изменников, и предаст их в руки правосудия. Тогда уж никого в Сибирь не пошлют, а всех казнят - и вот тут-то еще более прежнего крови прольется, но ета кровь будет последняя, очистительная кровь, ибо после того Господь благословит люди Своя миром и превознесет рог помазанного Своего Давида, раба Своего,

мужа по сердцу Своему, благочестивейшего Государя Императора Николая Павловича - его же утвердила и паче утвердит десница Его святая над Землею Русскою. Так что же унывать нам, ваше Боголюбие: аще Бог за ны, кто на ны - их же Бо предъуведе, сих и предъизбра, их же предъизбра, сих и освяти, их же освяти, сих и прослави - сих и блюдет; что ж унывать нам, ваше Боголюбие, аще Бог за ны, кто на ны - разумейте языцы и покоряйтеся, яко с нами Бог, могущие покоряйтеся, яко с нами Бог, и аще паки возможете, паки побеждени будете, яко с нами Бог - так-то, ваше Боголюбие, с нами Бог и унывать нам нет никакой дороги».

Я в неизреченной радости лишь только хотел было сказать: «Так благословите же, батюшка, я сей час поеду в Петербург и постараюсь видеть Государя и всеподданнейше доложить ему слова ваши», а он, закрывши мне рукою своею рот, сказал:

Как вы не понимаете: не теперь, а после; теперь еще не время, а после, когда по пророку узрите Иерусалим, обстоим вой. Господь вас Сам приведет тогда и сам положит по сердцу вашему возглаголать благая о Иерусалиме. А теперь беречись надобно вам, а Государя Господь сохранит и благословит его и Землю Русскую всяким благословением, и в земных и в небесных; во время же свое усты ко устом все слова мои его Величеству доложи - тогда и то, что теперь думаешь, скажи. "Я спросил, что же; он отвечал: «Все что ко благу Государя, святой Церкви и Земли Русской, Бог тогда по сердцу тебе положит - то ты не убойся и все возвести его Императорскому Величеству, а каково тебе и прежде неоднократно говорил: Господь и Божия Матерь Сами устроют путь твой во благое, и убогого Серафима молитвы к Ним за тебя всюду будут с тобою».

Вот все, Ваше Императорское Величество, что батюшка отец Серафим в эту незабвенную беседу для меня изволил говорить о Вашем Императорском Величестве и прибавил, «что Господь на многие лета еще продлит дни живота Вашего и в старости маститой дарует Вам кончину мирную и святую, как тем из всеавгустейших предков Вашего Императорского Величества, которые верою и правдою благоугодили Богу».

Здесь бы следовало еще мне помянуть о том, каким образом после кончины великого старца Серафима сказано было мне самому о его воскресении из мертвых - и подтверждено о том

троекратно: в 1835, в 1847 и в 1851 годах, но не знаю, угодно ли будет Вашему Императорскому Величеству знать о том.

За тем всеподданнейше изъяснив в самых коротких, сколько мог, словах о беседе отца Серафима и припадая к высокоосвященным стопам ног Ваших до лица земли, всеуниженнейше, нерноподданически рабски умоляю Вас, Великий Государь, что дерзал утруждать Вас всеподданнейшею просьбою усты ко устом возвестить все то Вашему Императорскому Величеству - таково действительно было и на деле желание великаго старца Серафима. Всемилостивейше простите меня.

Вашего Императорскаго Величества верноподданнейший раб, титулярный советник, почетный смотритель Корсун-ского уездного училища, член Нижегородско-Ардатовского тюремного комитета и кандидат в должность симбирского совестного судьи Николай Александрович Мотовилов.

Жительство временное имею в Санкт-Петербурге, 1-й адм. част. 1-го квар., в Большой Миллионой улице, в доме графини Зубовой, у Мозалевского № 4.

ДОКЛАДНАЯ ЗАПИСКА ИМПЕРАТОРУ АЛбКСАНДРу II

По секрету.

Оригинал черновой, писанный 15 апреля 1866 года, в тяжкой болезни моей, в селе Рождественском, Цыльне тож

Его Императорскому Величеству

Благочестивейшему Самодержавнейшему

Великому Государю Императору

Александру Николаевичу Самодержцу Всероссийскому, Государю Всемилостивейшему

В 1854 году, в бытность Вашего Императорского Величества Государем Цесаревичем, Наследником Всероссийского Престола, я имел щастие всеподданнейше подавать Вам докладную записку о некоторой части бедствий моих пожизненных, преимущественно же по делам моим тяжебным с татарами деревень Малой и Большой Цыльн и деревни Бестюрлеева Врага, Тланка

тож, и о жалованных предкам моим, арзамасцам Кириллу и Даниилу Мотовиловым, земель, в 1703 и 1704 годах. И собственноручно Вы, Великий государь, начертали на той записке: «Помоги Мотовилову». ->

Но Высочайшее Вашего Императорского Величества повеление, поставленное мною на вид в Межевой канцелярии по тем делам, и до сих пор еще не исполнено.

А по ходатайству моему докладною запискою от 20 октября 1861 года на имя господина министра внутренних дел о дозволении мне открыть действия моего Спасопреображенского банка и по тому же предмету другою докладною запискою от 13 августа 1861 года на имя митрополита Исидора Святейшему Правительствующему Синоду о дозволении мне строить на мое, из польз сего банка, иждивение собор Бо-жией Матери Радость всех Радостей в Дивееве ни полслова мне еще ни тем, ни другим не отвечено. А о прочих делах и говорить нельзя - так всякое мое усердие к пользе Вашего Императорского Величества заглушают, что, например, по бумагам моим: 1-е - генерал-адъютанту барону Врангелю на одном листе о возможной подати и насущной потребности погорелому городу Симбирску, и 2-е - сенатору Жданову о действительно существеннейшей и главнейшей причине симбирского пожара и неутомимом подготовлении известною партиею той всероссийской революции, о коей великий старец Серафим еще в 1832 году, в четверток на Светлую Пасху, сказал, что она чрез реформы, декабристическим заговором устроеваться в России имеющая, произойдет и о чем на двух листах собственноручная моя, в 1854 году в марте месяце поданная Его Императорскому Величеству записка должна храниться в III Отделении Собственной Его Величества Канцелярии, то по бумаге на одном листе барону Врангелю и сей последней, на 4 листах господину сенатору Жданову, ровно ничего до сих пор не отвечено. Тогда как последняя бумага моя - высокогосударственной важности, ибо на вопрос его превосходительства, чем я докажу, что и польский бунт и все другие, мелочные, но, тем не менее, всепагубные русские бунты - суть подстройка лишь одной декабристически-русской агитации и кто - суть главные декабристы. Я отвечаю: что о них в точной и ясной отчетливости изъяснено в издании 1862 года жизни Рылеева, напечатанной в Лейпциге. И что всего

удивительнее то, что и сам великий старец Серафим мне в 1832 году, в четверок на Святую Пасху, говоря о декабристах, прямо itc.ox их поименно поминать изволил и поэтому, собственно, и но пустил меня в Санкт-Петербург, что эти люди, узнав мою поликую преданность Государю Императору, всеавгустейшему родителю Вашему, и совершенную несолидарность мою с их цсркве- и монастыре-разорительными, цареубийственными п антихристиански-аболюционистическими направлениями, не только не допустят меня до Государя, не дадут ходу мне никакого по службе, но и вовсе сотрут с лица земли. Ибо хоть они вполне окружили престол его величества Государя Николая Павловича, но он - в душе христианин, и вот лишь ста великая истинная вера его в Бога и есть его единственная от всех их защита.

Долгом всеподданнейшим щитаю доложить, что и к подаче господину сенатору Жданову последней, на 4 листах, черновой докладной записки (ибо ему неугодно было допустить меня почему-то к переписке ее набело) я возбужден был не прелестным, но истинным мне явлением во сне в Бозе почившего Государя Императора, родителя Вашего, обещавшего и Вам о сем мне явлении сказать священнотайно. Видением, крайне знаменательным и не менее того важным, каковое видел я много лет назад тому в ночь накануне взятия войсками Вашего Императорского Величества знаменитой крепости Каре. Когда он, великий Государь, изволил утешить меня уверением, что он не только совсем прощен, помилован, спасен, благословлен от Господа Бога, но и близ великого старца Серафима помещен. И о декабристических всепагубных действиях от него самого и, еще того подробнее, от самого отца Серафима слышал.

Пред подачею же господину сенатору Жданову бумаги, как из прилагаемых описаний сих видений всемилостивеише благоусмотреть соизволите, он приказал мне действовать так, как отец Серафим в 1832 году предрек, о чем на двух листах моей записки о декабристах, изобличенных великим старцем Серафимом, двенадцать лет тому назад чрез графа Орлова всеподданнейше представленной.

Да еще уже и после того по особому, от великого старца Серафима священнотайному извещению, данному мне в 1 день апреля 1865 года, о гибели Линкольна, хоть и неярого,

но все-таки аболюциониста. А как выражался он, великий отец Серафим, Господу и Божией Матери не только не угодно такое страшное угнетение, разорение и неправедное уничижение, которое возобладавшими над всем декабристами, ярыми аболюционистами, творится повсюду у нас в России, но и самые обиды Линкольна и североамериканцев, Южных Штатов рабовладельцев, всецело неугодны благости Божией. А потому на образе Божией Матери Радость всех Радостей, имевшей по тому повелению его, батюшки отца Серафима, послаться президенту Южных, а именно рабовладельческих Штатов, велено было скрепить подписью: «На всепогибель Линкольна».

Но я признаюсь откровенно, что, высокопреосвященного Филарета просьбу вспомнив о смягчении слов в моей докладной записке 1 июня 1861 года противу обид епископа Нектария, заключавшихся в апостольском выражении: «Дыша прощением и убийством - ни слова в весьма гневном настроении», дерзнул ослабить силу боговдохновенной, священно-тайно глаголанной ко мне речи б[атюшки] о[тца] Серафима и подписал: «На всепобеду над змией, Линкольном, и северными аболюционистами», или полное всеобладание над всем Севером и пр.; в подробности точные списки с обеих священно повеленных подписей под обоими образами Божией Матери и президенту рабовладельческих Штатов, и Пию IX при сем всеподданейше представляются в точных копиях.

Итак, буду продолжать, что кроме того им же, б[атюшкой] о[тцом] Серафимом, священнотайно, но для меня вполне ясно, поведено от лица Господня Вашему Императорскому Величеству всеподданнейше доложить, что по поводу Восьмого Вселенского Собора крайне насущно в настоящее время, как, во-первых, для соединения святых Божьих Церквей под единую главу Христа Жизнодавца и под единый Покров Пресвятой Богородицы, так, во-вторых, всецелое и всеполное анафематствование всей мерзости отступления от святой вселенской веры Христовой, или аболюционистического нивели-рованья всего на свете, то есть, по-русски - декабризма, а по-вселенски - масонства, франкмасонства, иллюминатства и всей их якобинской престолов церковных и монастырей святых разорительной и цареубийственной барегонительной правительственности -всеподло безбожной и всецело анти-

христианской, сосредоточенной преимущественно в ложах: Симбирской, Московской, С.-Петербургской - по России, Нью-Йоркской - по Северной Америке, Калькутской - по Ост-Индии, Лондонской, Франкфуртско-на-Майнской, кроме мелких лож шведских, прусских, германских, австрийских, итальянских и прочих, всемирно возглавляемых в Клубе Юнион в Париже, - как во вселенской централизации всего богопротивного, антимонархического и панреволюционернейшего в мире.

То хоть бы и следовало в апреле месяце 1865 года к Вашему Императорскому Величеству послать мне еще третью икону Пожией Матери б[атюшки] о[тца] Серафима Радость всех Радостей, но что у Вас уже есть таковые две, 1854 года, Вам мною всеподданнейше представленные. И одна в Севастополе, а другая в большом соборе Зимнего Вашего Императорского дворца, то велено мне лишь с приличным сыновним верноподданническим благоговением всеподданнейше умолить Наше Императорское Величество, не соблагоугодно ли будет Вам извлещи ее из небрежного хранения где-то в ризнице и как я ныне по разрешению сокеллария Собора сего видел ея надтреснутою, но превосходно и затем всеблагодатно сохранившеюся под № 537, и благолепно в приличном киоте поставить в Вашей церкви сего Богосшественского собора, против местной главной, возле царских врат иконы Пресвятой Богородицы, в подобие с таковым в отдельном киоте, противу местной же Христа Спасителя иконы. А так как грядет язва на Санкт-Петербург (то есть холера, а может быть, и язва заговорщичества, проявившего себя выстрелом 4 апреля, покушение террориста Каракозова на Императора Александра II, о чем я сего 27 июля объяснил), то неблагоугодно ли будет Вам все-милостивейше высочайше повелеть соизволить с приличным священнослужением и повсюду литией и водоосвящением, и окроплением святою водою и Зимнего дворца Вашего и всего С.-Петербурга обнести сею иконою, обойти всю Вашу столицу и резиденцию. И Господь, как в 1854 году, так и ныне и от всегубительной язвы сокрыть и Вас, и Вашу северную столицу всецело соблагоизволит, а при священнослужении и обходе и дворца, и Санкт-Петербурга, чтобы были петы в честь Божией Матери те же оба параклисисы Ей, Владычице нашей Приснодеве Богородице Марии, о коих я еще в 1854 году по-

ведал и откровенно чрез его сиятельство господина министра Императорского Двора всеподданнейше докладывал.

И потом еще более нижайше и от лица самого батюшки отца Серафима, им великим старцем тогда, в 1 день апреля 1865 года, являвшимся и потом.

Все ето до сих пор писано было мною в тяжкой болезни моей, лежа, действительно, на предсмертном одре. И ночь с 15 на 16 апреля прекратила ету черновую мою рукопись. А назавтра, 16 апреля, из рассказов мирового посредника князя Николая Николаевича Ухтомского узнал я о подлом и гнусном поступке мерзавца, именующего себя Каракозовым. Кто он действительно, я не могу сказать, но мне до бесконечности грустно было, что его свидетельствовали, в своем ли он уме. И весь шум празднований, речей и прочего до бесконечности по глубокому чувству, внутренне не одобряющему все ето, до бесконечности не нравится.

Что бы я далее написал в последней моей короткой записке от 14 или 15 апреля 1865 года, всеподданнейшей, теперь не могу сказать, но два сна мои, или лучше, видения, о почившем в Бозе Государе Императоре Николае Павловиче утром сего 27 июля, и простите, что таким дурным пером, но все-таки напишу.

1-й сон был накануне взятия Карса.

Те же агитационно-революционерные партии стали после кончины Его Величества всевозможные клеветы на него распускать. И хотя я глубоко был убежден, утверждаясь на словах о нем великого старца Серафима, что все это ложь, но, тем не менее, сердце мое до бесконечности грустило о моем незабвенном царе Императоре, благодетеле.

И вот я вижу сон: Государь Император Николай Павлович и Государыня Императрица Александра Феодоровна будто бы входят в маленькую столовую Зимнего дворца, куда и я по высочайшему повелению имел счастье быть приглашенным. И Государь сказал мне: «Давно, еще при жизни моей, я хотел тебя хлебом-солью нашею царскою попотчевать, да не удалось, то поешь с нами теперь». Его Величество Государь Император посадил меня по правую сторону за круглым столом, а Ее Императорское Величество Государыню Императрицу Александру Феодоровну посадил по левую сторону. И когда стал кушать, то я увидел, что он, подобно архиепископу Антонию,

стал быстро жевать, и подумал: «А как Государь за обе щеки уписывает». А умерший Его Величество улыбнулся, оборотившись ко мне, и сказал: «Хорош же молодец! Во-первых, |||)о царя и повелителя своего и думать так невежливо и не следует, но я знаю, что ты не в злобе подумал. А во-вторых, ты сам же сказал мне от лица великого старца Серафима, что н - христианин в душе. А разве христиане умирают - они по Христе Жизнодавце и сами живые всегда, так и я почил на время, до будущего всех общего Воскресения из мертвых плотию, но душою и духом моим жив, здоров и в милости Божией нахожусь и не только прощен во всех грехах моих, ибо несть человек, иже поживет и не узрит смерти греховныя, - но и спасен, и помилован, и во всем разрешен навеки. И не только благословлен от Господа Бога, но за великую любовь мою к великому старцу Серафиму и помещен близ него в Царствии Ножием. И что ты написал мне о цареубийственной жажде революционерства декабристического, то о всем том старец Серафим еще более и в подробнейшем виде ныне передал (значит, до взятия Карса). Но что же ты-то мне подробно так не передал тогда?»

И я отвечал: «Ваше Императорское Величество! Если бы, презрев клеветами на меня графа Орлова и плюнув на его предостережения, Вы изволили тогда всемилостивейше допустить меня до тайной аудиенции, то я тогда бы безбоязненно имел нозможность всеподданнейше передать Вашему Императорскому Величеству не только то, что богооткровение я имел щастие узнать из уст святого Серафима о декабризме, но и то, что, руководим будучи его божественными наставлениями и непрестанною помощиею Божиею во время многолетних странствований по России, я имел возможность не словом, но делом узнать о дальнейшем ходе той богомерзкой и царедуши-тельной агитации. Ибо после выпуска, всемилостивейше Вами пожалованного в 1833 году мне из-под ареста симбирского, чрез министра юстиции Дашкова, все христиане истинные принимали меня как мученика за веру Христову. Ибо я несправедливо был арестован за мое исцеление в Воронеже в 1 день октября 1832 и за написание полной службы и акафиста святителю [Тихону] Митрофану, и доселе не допущенного Святейшим Синодом к печати, и за мнимое, короткое будто сообщничество мое с Алексей Петровичем Ермоловым, и с

Михаилом и Александром Николаевичами Муравьевыми, и Андреем, их братом, коего с Норовым, бывшим потом, с 1854 года моим личным начальником, министром народного просвещения, я в простоте сердца называл моими сотоварищами в путешествиях по святым местам. То, повторю, рабы Христовы считали меня мучеником за веру, а рабы антихристовы и революционеры, реформаторы без реформ, считали меня за заговорщика великого, но отделавшегося от ареста, тоже принимали меня за своего собрата-революционера и были со мной донельзя откровенны».

Да, - изволил отвечать мне Его Императорское Величество, - и об этом великий старец Серафим сказал мне. Но что до того стало, что ты в письме своем написал мне, что ты будто бы никому о том никогда до 1854 года не говаривал, то это не совсем так.

Да, - отвечал я, - простите меня, Государь. Я погорячился и в горячности забыл, что когда заговорщики иные, тоже разгорячась и ошибаясь, заявляли нередко охоту свою истребить весь Ваш августейший императорский род, то я словами великого старца, которого они и при революционерности своей все-таки уважали, имел щастие отмежевывать их от их царедушительных замыслов.

То-то же, - сказал Государь, - мне и об этом великий старец Серафим тоже сказал. И мы с ним тебя помним и часто говорим о тебе, и желаем тебе во всем ради пользы Церкви Христовой, нашего императорского Дома и всей России блестящего и всеполно-победоносного, непреоборимого во всем успеха.

Вот весь, во всей его замечательной подробности, великий сон накануне сдачи Карса, о коем краткую записку я дал в 1861 году чрез княгиню Варвару Аркадьевну Горчакову вместе с некоторыми анекдотами о Суворове, слышанными мною в детстве почти что от дядьки моего, суворовского полковника Тищенки, сообщил и бывшему генерал-губернатору Александру Аркадиевичу Суворову-Рымникскому.

Но вот описание и другого, тоже замечательного сна, накануне 30 дней до расстреляния второго, расстрелянного за симбирские пожары, перед прибытием в Симбирск сенатора Жданова. ,.,.

Я видел, что будто бы я в Симбирске (живши, однако же, по

поводу погорения Симбирска в имении моем и месте родины, Симбирского уезда селе Рождественском, Цыльне тож). И что будто бы по высочайшему повелению зовут меня к почившему it Бозе Государю Императору Николаю Павловичу в симбирский Покровский монастырь. И я прямо пошел в маленькие покои деревянные покойного преосвященного Анатолия, где потом по некоторому случаю помещался преосвященный Евгений, предполагая, что Государь Император, вероятно, уже изволил остановиться, но мне указали за кладбищем маленький, чисто опрятный флигелек, вроде пустынной отшельнической кельи, против коего в палисаднике, прекрасно украшенном пеликолепными цветами, изволил сидеть Государь Император Николай Павлович, на том самом кресле императора Петра Великого, находящемся в Санкт-Петербурге в Монплезире, с коего Его Величество приказал во время царствования своего поделать все [неразб.], потом в сем и Его любимом месте Петра Великовского уединения.

Когда я имел щастие подойти к Его Императорскому Величеству, то Государь изволил мне сказать:

Что это значит, Мотовилов, что при жизни моей ты сам вызывался мне служить, а теперь уж и я сам тебя зову-зову, да все не дозовусь. Неужели и ты, подражая другим, вздумал нам тоже изменить?!

Я спокойно сказал:

Нет, Ваше Величество. Но мне и не говорил никто, чтоб Вы изволили меня требовать.

А, - сказал Государь, обращаясь к окружающим его, - вот не справедлив ли мой спор с вами, что вы лжете на Мо-товилова, будто бы он забыл меня и мой Императорский Дом, святую Церковь и нашу святую Русскую землю. Ну спасибо, что как раз немедленно явился. Я знал тебя и твердо верил, что не ошибаюсь в тебе.

Как только это выговорить изволил Государь Император, то как раз наискосок от етого места, возле собора Покрова Божией Матери, заколебалась земля над усыпальницей последнего нашего юродивого Андрея Ильича (о коем и жизни его есть в журнале «Странник» повесть), и он из-под крышки чугунной памятника своего вышел, из гроба воскресший и, творя свое обычное юродство, переваливаясь с боку на бок, в своей пестро-красной рубашке, и произнося обычные звуки:

«А-аа-а», стал подходить прямо к Его Императорскому Величеству. А Государь, изволивши встать и сложивши три перста первые правой руки православно-христианским сложением перстов, и перекрестившись правильно, а не горстью, обычному некоторых примеру, изволил сказать: «Ну, слава Богу, эти двое (значит, и меня в числе Христа ради юродивых считая) ныне во всем помогут".

И лишь только он изволил всемилостивейше выговорить эту монаршую речь, как докладывают Его Величеству, что от его Императорского Величества, благочестивейше царствующего Императора Александра II Николаевича, к нему прибыл фельдъегерь с депешами. И подают ему четыре мои рукописи, наполовину листа свернутые и четырех цветов - белого, розово-красного, голубова и зеленого, шелковыми широкими лентами крестообразно перевязанные.

И Государь, на меня оборотись, изволил мне сказать:

А ето твои бумаги; ты знаешь их сущность. А я, как тебе сказывал некогда, и еще лучше твоего их знаю из рассказов о них великого старца Серафима и сам займусь с сыном моим разбором их. Ну а ты начинай же действовать, как тебе великий старец Серафим в пользу нашу действовать заповедал.

Я сказал Его Величеству:

С наивеличайшей радостью, от всей души моей готов на службу Вашего Императорского Величества. Но не в том одном дело. Надобно, чтоб мне не только высочайше разрешено было, но чтобы уже никто из господ министров, подобно министру финансов Броку, не мешал уже более мне ни в чем в службе Вашему Императорскому Величеству. Вы и всеав-густейший сын Ваш, и вся Ваша императорская фамилия, кого из них в тайны Ваши допустить изволите, должны знать, что я для Бога, для Вас и России намерен сделать. И сделать постараюсь даже более, чем обещал и обещаюсь при помощи Божией. Но министры ваши не имеют на это, кроме графа Владимира Феодоровича Адлерберга, никакого права, и если бы так было, то давным-давно все богопротивное и злое истреблено было бы богоуказанными мне чрез великого старца Серафима, благодатными средствами.

Но со времени кончины Вашего Императорского Величества, вопреки всей любви и всей милости Вашей ко мне, и вместо того, как Вы, передавая мне Ваши два поклона чрез господина

министра императорского двора, переданы мне и слова, что поминаете обо мне, как об одном из первых деятелей в войне по Посточному вопросу, а я уничижен, отвержен. Меня гнетут, обрывают, как собаку, и жизнь моя в звании совестного судьи хуже всякой каторги - то как же я смогу хоть чем-нибудь послужить Богу и Вам, и России по богоуказанным мне чрез Серафима словам Господним. Ведь подобно Илии пророку, и моей души ищут жрецы революции, декабристы, царедуши-тел и, враги Бога, Царя и царства Русского.

Ну, об этом уже не горюй. Я сам все это исправлю. И сам:ш тебя скажу сыну моему Александру. Смотри же, исполни и Гнчхтрашно служи нам верою и правдою.

Готов и буду при помощи Божией служить Богу, Вам и России. Служить, как великий старец Серафим меня богооткровением напутствовал, и великий Серафим убедительно просил

Е.И.Мотовилова

ИЗ ВОСПОМИНАНИЙ О МУЖЕ НИКОЛАЕ АЛЕКСАНДРОВИЧЕ

По выходе моем замуж за Николая Александровича, несмотря на молодые лета, мне пришлось в очень скором времени взяться за управление хозяйством и имениями. Хотя Николай Александрович и сам не переставал заниматься всем этим, но, заметив мою способность к ведению дел имения, поспешил передать мне все эти заботы, чтобы самому более свободно заняться тем, к чему его влекло постоянно: Николай Александрович, будучи светским и семейным человеком, проводил духовную жизнь.

Долго я не понимала этого направления моего мужа, и на этой почве у нас, случалось, возникали недоразумения.

Николай Александрович, где бы ни был и чем бы ни занимался, имел мысль, «погруженную в Бога», он весь горел любовью к Богу, к Божией Матери и к святым угодникам Его.

Он часто уезжал ко святым местам и имел большое знакомство с подвижниками того времени, которых было немало. Случалось, что я сопутствовала ему в этих посещениях святых мест.

Мы бывали в Воронеже у архиепископа Антония (этого, по выражению преподобного Серафима, великого архиерея Божия); он имел великий дар прозорливости и большую духовную любовь к моему мужу. Однажды по приезде в Воронеж по некоторым причинам я решила отложить причащение Святых Тайн, тем более что мы должны были скоро уехать, но Николай Александрович просил меня идти с ним к преосвященному спросить его об этом. Не успели мы взойти к нему, как он, благословив нас, обращаясь ко мне, сказал: «Во время путешествия, матушка, никак и ни по каким причинам

оставляйте приступать к Святым Тайнам: я нахожу в случи шпемся с вами действие врага нашего спасения». , Часто мы бывали в Задонске, где архимандритом был духовный друг моего мужа отец Зосима. Первый раз увидала я ого по приезде в Задонск, в церкви. Вижу, входит довольно молодой монах и кладет множество земных поклонов пред снятыми иконами, и я подумала: «Вот какой еще молодой доиольно, а уже какие имеет подвиги».

По окончании службы Николай Александрович пошел со мной на чай к отцу архимандриту, и я очень удивилась, узнав к нем монаха, которого увидела в церкви. За чаем, обращаясь ко мне, отец Зосима вдруг говорит: «Вот, матушка, иные думают, что я еще молод, да уж и большой подвижник, только ито все неверно, мне скоро пятьдесят лет».

Бывали мы у известного подвижника Парфения Киевского, знали Игнатия Брянчанинова, Феофана, епископа Тамбовского, впоследствии затворника Вышенского, и много-много кого знал и у кого бывал Николай Александрович. Но большинство этих поездок Николай Александрович совершал один: хозяйство и семья задерживали меня дома. Случалось, что Николай Александрович задерживался очень долго, и я начинала беспокоиться его отсутствием. Раз, помню, я целый месяц не имела о нем известия из Воронежа. В великой печали поехала я в один монастырь, где была затворница именем Маргарита, чтобы иметь от, нее духовную поддержку и утешение. Вхожу к ней в келью и вдруг из-за перегородки, где она постоянно и пребывала, она кричит мне: «Не скорби, не скорби! Сегодня муж твой дома будет». Действительно, вечером Николай Александрович возвратился домой. "

Великие рабы Божий и великие архиереи были в то время! В Симбирске был епископ Евгений, часто случались в городе пожары, и жители очень волновались, боясь большого пожара, так как постройки были деревянные. Епископ Евгений говорил: «Не беспокойтесь, большого пожара, пока я жив, не будет, а вот умру-великий будет пожар».

Когда он скончался, стали по обычаю ударять в колокол, а с другой стороны города начали бить в набат - произошел пожар, который сильно опустошил город.

Но вот где-где я ни была, а лучше Сарова не видала! Благо-

словенный, богоспасаемый Саров! Подвижники его по величию своих подвигов уподобились древним Отцам пустынным!

И Николай Александрович, куда бы ни ехал, где бы ни был, а все его постоянно влекло в Саров и в Дивеев. Зимой без шапки, бывая в Дивееве, он по заповеди отца Серафима ежедневно ходил вокруг канавки и громко пел: «О, Всепетая Мати!» По заповеди же отца Серафима он любил ставить множество свечей в храмах к святым иконам и не жалел на это никаких расходов.

В доме у нас часто служили всенощные, а Николай Александрович сам читал шестопсалмие, при этом из глаз его текли потоки слез, и весь он умом был «горе».

Случилось однажды зятю нашему, князю N быть при этом, и по окончании службы он стал высказывать свое удивление по поводу этого. На другой день он с Николаем Александровичем поехал осматривать имение. Николай Александрович ехал с кучером в одном экипаже, запряженном тройкой, а зять наш поехал в другом и ехал сзади. Дорога шла высоким берегом около реки. Вдруг лошади Николая Алежеандровича чего-то испугались, бросились и прямо с обрыва с экипажем полетели в воду; в одну минуту Николай Александрович сбросил шляпу и, обращая взор свой к небу, громко начал 90-й псалом «Живый в помощи Вышняго».

Долетев с обрыва до края реки, лошади погрузились в воду и, как будто удержанные какой силой, остановились и остались в стоячем положении, и ни Николай Александрович, ни кучер не получили никаких повреждений.

По возвращении зять наш говорил, что «действительно велика сила молитвы у Николая Александровича, и что произошло явное чудо, так как спасения не могло быть по причине крутизны берега».

Да, Николай Александрович в вере был тверд и крепок как камень; его можно назвать исповедником веры.

Вращаясь всегда в высших духовных и светских кругах, Николай Александрович часто обличал начавшееся уже тогда настроение в желании различных реформ в нашей Православной Церкви. В этих случаях и письменно, и устно он защищал целость, святость и ненарушимость этих правил. Однажды в многолюдном собрании был разговор по этому поводу, и Николай Александрович высказывал резкую правду; - я

незаметно стала дергать его, желая остановить излишнюю горячность его речи. «Что ты меня дергаешь,- воскликнул он,- Я им правду говорю, притом не от себя, я не могу молчать, ибо Слышу голос, говорящий мне: «Ты, немой, что молчишь? Ты Познал глаголы живота Моего вечного, и ими может спастись ближний твой, в заблуждении находящийся». Так что боюсь обличающего меня, сказавшего: «Рабе лукавый и ленивый! Почто не вдах сребра Моего делателем?» Так что, матушка, где Дух Божий посетит человека, там и говори».

К Божией Матери Николай Александрович имел особенную любовь, часто прочитывал параклисы ей, повторяя их многократно. Один раз кто-то за одним большим обедом, зная это, позволил себе что-то сказать о Богоматери.

Тогда, не стесняясь присутствующих на обеде, Николай Александрович начал буквально громить шутника, высказывая ему такую правду, что все бывшие на обеде встали на сторону Николая Александровича, и шутнику осталось покинуть с бесчестием собрание.

Любовь Николая Александровича к ближнему была велика, он желал, чтобы все спаслись; часто приходили к нему по делу наши крестьяне, и, оставляя в стороне дело, он старался им растолковать предметы духовные, и правда наши крестьяне отличались редкой религиозностью. Николай Александрович говорил мне, что отец Серафим сказал ему, «что все то, что носит название «декабристов», «реформаторов» и принадлежит к «бытоулучшительной партии», есть истинное антихристианство, которое, развиваясь, приведет к разрушению христианства на земле, и отчасти православия, и закончится воцарением антихриста над всеми странами Мира, кроме России, которая сольется в одно целое с прочими землями славянскими и составит громадный народный океан, пред которым будут в страхе прочие племена земные. И это, говорил он, так верно, как дважды два - четыре.

Итак, повторяю, по незнанию я говорила Николаю Александровичу, что ему следовало бы, если он хочет вести та-кой образ жизни, идти в монастырь, а не быть семейным человеком. На это он отвечал мне следующее: «Отец Серафим мне сказал, что монастыри есть место для высшего духовного совершенствования, то есть для тех людей, которые желают исполнять заповедь: «Если хочешь быть совершенным, ос-

тавь все и следуй за Мной». Но исполнение всех остальных, сказанных Господом заповедей, есть, однако, обязанность для всех христиан, так что, другими словами, прохождение духовной жизни обязательно и для монаха, и для простого се-мейнаго христианина. Разница в степени совершенствования, которое может быть и большим, может быть и малым. ** И мы можем,- прибавлял отец Серафим,- проходить духовную жизнь, да сами не хотим! Духовная же жизнь есть приобретение христианином Святаго Духа Божияго, и она начинается только с того времени, когда Господь Бог Дух Святый, хотя вмале и кратко, начинает посещать человека. До этого времени христианин (будь то монах, будь мирской человек) проводит жизнь общехристианскую, но не духовную; проводящих же духовную жизнь людей мало.

Хотя в Евангелии сказано,- говорил отец Серафим,- что нельзя Богу работать и мамоне и «трудно имеющему богатство войти в Царство Небесное», но Господь открыл мне, что чрез грехопадение Адама человек помрачился всецело и сделался односторонним в духовном рассуждении, ибо в Евангелии также сказано, что то, что невозможно для человека, возможно для Бога; поэтому силен Бог, вразумит человека, как без погибели душевной, находясь в условиях светской жизни, может человек служить духом Богу. «Иго Мое благо и бремя Мое легко есть», а его часто заграждают такими тягостями (из излишней боязни служения мамоне), что, взявши ключи духовного разумения, получается и сами не входят, и другим входить препятствуют. Итак, по своем падении от крайнего греховного ослепления человек сделался односторонним.

Многие святые, говорил отец Серафим, оставили нам свои писания, и в них все говорят об одном и том же: о приобретении Святаго Духа Божияго «через различные подвиги, чрез делание различных добродетелей, но главным образом чрез непрестанную молитву. И воистину, нет ничего на свете драгоценнее ее. Чтение же их писаний служит для познания того, чего именно достигать следует. Вот часто Господь оставляет без исполнения прошения наши и даже лиц, именуемых духовными, а все оттого, что по плоти живут, а не по Духу: «Живущие же по плоти Богу угодить не могут, - говорит святой апостол. - Водимые же Духом суть сыны Божий!» Сим последним не может отказать Господь в их прошениях.

Правда, Николай Александрович всегда имел молитву, возносимую к Богу, в уме и сердце своем, и очень часто при Втом приступал к причащению. Святых Тайн Божиих. Кроме Того, отец Серафим ему и показал и растолковал, что такое Петь присутствие Святаго Духа Божияго и как понимать Его Проявления.

Достигнув старости, Николай Александрович, по предсказанию отца Серафима, безболезненно и чрезвычайно тихо отошел ко Господу.

Чрез некоторое время по его кончине я получила письма от игумена Зосимы из Задонска и от монахини Евфросинии из Киева, которые одновременно извещали меня, что в день кончины своей Николай Александрович явился им и просил их не оставлять духовною поддержкою меня, его жену.

По желанию Николая Александровича тело его было отправлено из симбирского имения для погребения в Дивееве. Предполагая, что тело Николая Александровича повезут довольно тихо, я распорядилась отправить его тремя часами ранее нашего отъезда. И удивительное дело! Когда мы поехали вслед за ним, то до самого Дивеева не могли догнать его. Приедем на станцию, говорят, что только что уехали, начинаем погонять лошадей, но догнать не можем. Так Николай Александрович и мертвый спешил в Дивеев, как при жизни своей был там всегда и постоянно.

На могиле Николая Александровича положена была большая плита; неизвестно как сквозь нее проросли в нескольких местах высокие березки. Это - свечи небесные, которые он при жизни ставил Богу.

Текст «Воспоминаний Е.И.Мотовиловой о муже Николае Александровиче» публикуется по «Душеполезное Чтение».

Святой Серафим родился в 1759-м году в Курске в купеческой семье. В 10-летнем возрасте он сильно заболел. Во время болезни он увидел во сне Божию Матерь, Которая обещала его исцелить. Несколько дней спустя в Курске совершали крестный ход с местной чудотворной иконой Божией Матери. Из-за плохой погоды крестный ход пошел кратким путем мимо дома Мошниных. После того, как мать приложила Серафима к чудотворному образу, он стал быстро выздоравливать. В 18-летнем возрасте Серафим твердо решил принять монашество. Мать благословила его большим медным распятием, которое он носил всю жизнь поверх своей одежды. С первого же дня в обители исключительное воздержание в пище и сне составили отличительную особенность его жизни. Он ел один раз в день, да и то мало. По средам и пятницам ничего не ел. Испросив благословение у своего старца, он стал часто удаляться в лес для молитвы и богомыслия. Вскоре он снова сильно заболел и в течение трех лет большую часть времени вынужден был проводить лежа.

Пострижение в монашеский чин состоялось, когда ему было 27 лет. Ему дали имя Серафим, что на еврейском значит «пламенный, жгучий». Вскоре его рукоположили в иеродиакона. Имя свое он оправдал необыкновенным молитвенным горением. Он все время, за исключением самого краткого отдыха, проводил в храме. Среди таких молитвенных и богослужебных трудов преп. Серафим удостоился видеть ангелов, сослужащих и поющих в храме.

В 1793-ем году преподобный Серафим был рукоположен во иеромонаха, после чего в течение года он ежедневно служил и причащался святых Таин. Потом святой Серафим стал удаляться в «дальнюю пустыньку» - в лесную глушь в пяти верстах от Саровской обители. Велико было совершенство, достигнутое им в это время. Дикие звери: медведи, зайцы, волки, лисицы и другие - приходили к хижине подвижника. Старица Дивеевской обители, Матрона Плещеева лично видела, как святой Серафим из своих рук кормил пришедшего к нему медведя. «Особенно чудным показалось мне тогда лицо великого старца. Оно было радостно и светло, как у ангела», - рассказывала она.

По особому видению Божией Матери под конец своей жизни преп. Серафим взял на себя подвиг старчества. Он начал принимать всех, приходящих к нему за советом и наставлением. Многие тысячи людей из самых разнообразных слоев и состояний стали посещать теперь старца, который обогащал их из своего духовного сокровища, приобретенного многолетними подвигами. Все встречали преп. Серафима кротким, радостным, вдумчиво задушевным. Приходящих он приветствовал словами: «Радость моя» Многим он советовал: «Стяжи (приобрети) мирный дух, и вокруг тебя спасутся тысячи». Кто бы ни приходил к нему, всем старец кланялся до земли и благословляя, сам целовал руки. Он не нуждался, чтобы приходящие рассказывали ему о себе, но сам знал, что у кого на душе. Еще он говорил: «Веселость - не грех. Она отгоняет усталость, а от усталости ведь уныние бывает, и хуже его нет».

Настоящая глава взята из беседы преподобного Серафима Саровского с Н. А. Мотовиловым. Она за последнее время получила широкую известность и по справедливости считается драгоценнейшей жемчужиной православного учения о спасении.

Найдена была эта рукопись в 1903 году С. А. Нилусом в бумагах покойного Мотовилова, переданных ему его вдовой Еленой Ивановной.

Н.А. Мотовилов, богатый помещик, исцеленный святым Серафимом от неизлечимой болезни ног, всю свою жизнь провел близ великого старца. Этому «служке Серафимову», как он сам называл себя, обязаны мы многими сведениями о жизни преподобного, и он же оказался единственным свидетелем великого торжества Православия, явленного св. Серафиму в 1831 г. в дремучих лесах Сарова и ставшего теперь достоянием всей Церкви.

Приглашение

«Истинно, истинно говорю вам:
верующий в Меня, дела, которые творю Я,
и он сотворит, и больше сих сотворит...» (Ин. 14:12)

«Однажды», - пишет в своих записках Мотовилов: - это было в Саровской пустыни, вскоре после исцеления моего, в начале зимы 1831 года, во вторник конца ноября, я стоял во время вечерни в теплом собор Живоносного Источника на обыкновенном, как и потом всегда бывало, месте моем, прямо против чудотворной иконы Божией Матери. Туг подошла ко мне одна из сестер Мельничной общины Дивеевской. О названии и существовании этой общины, отдельной от другой церковной, тоже Дивеевской общины, я не имел тогда еще никакого понятия. Эта сестра сказала мне:

Ты что ли хроменький барин, которого исцелил вот недавно наш батюшка, отец Серафим?

Я отвечал, что это именно я и есть.

Ну, так, - сказала она, - иди к батюшке - он велел позвать тебя к себе. Он теперь в келье своей в монастыре, и сказал, что будет ждать тебя.

Люди, хоть раз при жизни великого старца Серафима бывшие в Саровской пустыни и хоть только слышавшие о нем, могут постигнуть вполне, какою неизъяснимою радостью наполнилась душа моя при этом нечаянном зове его. Оставив слушание Божественной службы, я немедленно побежал к нему, в келью его. Батюшка о.Серафим встретил меня в самых дверях сеней своих и сказал мне:

Я ждал ваше Боголюбие! И вот только немного повремените, пока я поговорю с сиротами моими. Я имею много и с вами побеседовать. Садитесь вот здесь!

При этих словах он указал мне на лесенку с приступками, сделанную, вероятно, для закрывания труб печных и поставленную против печки его, устьем в сени, как и во всех двойных кельях Саровских устроенной. Я сел было на нижнюю ступеньку, но он сказал мне:

Нет, повыше сядьте.

Я пересел на вторую, но он сказал мне:

Нет, ваше Боголюбие! На самую верхнюю ступеньку садиться извольте. И, усадив меня, прибавил:

Ну, вот сидите же тут и подождите, когда я, побеседовав с сиротами моими, выйду к вам.

Батюшка ввел к себе в келью двух сестер, из коих одна была девица из дворян, сестра Нижегородского помещика Манторова, Елена Васильевна, как о том мне на мой спрос сказали оставшиеся со мной в сенцах сестры.

Долго я сидел в ожидании, когда и для меня отворит двери великий старец. Думаю, сидел я так часа два. Вышел ко мне из другой, ближайшей ко входу в сени сей кельи, келейник о.Серафима, Павел, и, несмотря на отговоры мои; убедил меня посетить его келью и стал мне делать разные наставления к жизни духовной, в самом же деле имевшие целью, по наущению вражьему, ослабить мою любовь и веру в заслуги перед Богом великого старца Серафима.

Мне стало грустно, и я со скорбью сказал ему:

Глуп я был, о.Павел, что, послушавшись убеждений ваших, вошел к вам в келью. Отец игумен, Нифонт - великий раб Божий, но и тут в Саровскую пустынь я не для него приезжал и приезжаю, хотя и весьма много его уважаю за его святыню, но лишь для одного батюшки о. Серафима, о коем думаю, что и в древности мало было таких святых угодников Божиих, одаренных силою Илииною и Моисеевою. Вы же кто такие, что навязываетесь ко мне с вашими наставлениями, тогда как догадываюсь я, вы и пути-то Божьего порядочно сами не знаете. Простите меня - я сожалею, что послушал вас и зашел к вам в келью.

С тем и вышел я от него и сел опять на верхнюю ступеньку лесенки в сенцах батюшкиной кельи. Потом я слышал от того же о.Павла, что батюшки грозно за это ему выговаривал, говоря ему: «не твое дело беседовать с теми, которые убогого Серафима слова жаждут и к нему приезжают в Саров. И я сам, убогий, не свое им говорю, но что Господь изволил мне открыть для назидания. Не мешайся не в свои дела. Себя самого знай, а учить никогда никого не смей: не дал Бог тебе этого дара - ведь он подается недаром людям, а за заслуги их перед Господом Богом нашим и по особенной Его милости и Божественному о людях смотрению и Святому Промыслу Его». Вписываю я это сюда для памяти и назидания дорожащих и малою речью и едва заметною чертою характера великого старца Серафима.

Когда же около двух часов побеседовал старец со своими сиротами, тогда дверь отворилась и батюшка, о. Серафим, проводив сестер, сказал мне:

Долго задержал я вас, ваше Боголюбие. Не взыщите. Вот сиротки мои нуждались во многом так я, убогий, и утешил их. Пожалуйте в келью.

В келье этой, своей монастырской, он побеседовал со мною о разных предметах, относившихся до спасения души и до жизни мирской, и велел мне с отцом Гурием Саровским гостинником, на другой день, после ранней обедни, ехать к нему в ближнюю пустыньку.

Это было в четверток. День был пасмурный. Снегу было на четверть на земле, а сверху порошила довольно густая снежная крупа, когда батюшка о. Серафим начал беседу со мной на ближней пажнинке своей, возле той же его ближней пустыньки против речки Саровки, у горы, подходящей близко к берегам ее.

Поместил он меня на пне только что им срубленного дерева, а сам стал против меня на корточках.

Господь открыл мне, - сказал великий старец, - что в ребячестве вашем вы усердно желали знать, в чем состоит цель жизни нашей христианской, и у многих великих духовных особ вы о том неоднократно спрашивали…

Я должен сказать тут, что с 12-ти летнего возраста меня эта мысль неотступно тревожила, и я, действительно, ко многим из духовных лиц обращался с этим вопросом, но их ответы меня не удовлетворяли. Старцу это было неизвестно.

Но никто, - продолжал о.Серафим, - не сказал вам о том определительно. Говорили вам: ходи в церковь, молись Богу, творя заповеди Божии, твори добро - вот тебе и цель жизни христианской. А некоторые даже негодовали на вас за то, что вы заняты небогоугодным любопытством и говорили вам: высших себя не ищи. Но они не так говорили, как бы следовало. Вот я, убогий Серафим, растолкую вам теперь, в чем, действительно, эта цель состоит.

Молитва, пост, бдение и всякие другие дела христианские, сколько ни хороши они сами по себе, однако не в делании только их состоит цель нашей христианской жизни, хотя они и служат необходимыми средствами для достижения ее. Истинная же цель жизни христианской состоит в стяжании Духа Святаго Божьего. Пост же и бдение, и молитва, и милостыня, и всякое Христа ради делаемое доброе дело суть средства для стяжания Святаго Духа Божьего. Заметьте, батюшка, что только лишь ради Христа делаемое доброе дело приносит нам плоды Святаго Духа. Все же не ради Христа делаемое, хотя и доброе, но мзды в жизни будущего века не представляет да и в здешней жизни благодати Божией тоже не дает. Вот почему Господь Иисус Христос сказал: «Всяк, иже не собирает со Мною, той расточает» (Мф.12:30; Лк. 11:23). Доброе дело иначе нельзя назвать, как собиранием, ибо хотя оно и не ради Христа делается, однако же добро. Писание говорит: «Во всяком языце бояйся Бога и делаяй правду приятен Ему есть» (Деян. 10:35). И как видим из последовательности Священного повествования, этот делаяй правду до того приятен Богу, что Корнилию, сотнику, боявшемуся Бога и делавшему правду, явился ангел Господень во время молитвы его и сказал: «Пошли во Иоппию к Симону Усмарю, тамо обрящещи Петра, и той ти речет глаголы живота вечнаго, в них спасешися ты и весь дом твой» (Деян. 10:5-6). Итак, Господь все Свои Божественные средства употребляет, чтобы доставить такому человеку возможность за свои добрые дела не лишиться награды в жизни пакибытия . Но для этого надо начать здесь правой верой в Господа нашего Иисуса Христа, Сына Божия, Пришедшаго в мир грешныя спасти , и приобретением себе благодати Духа Святаго, Вводящего в сердца наши Царствие Божие и Прокладывающего нам дорогу к приобретению блаженства жизни будущего века. Но тем и ограничивается эта приятность Богу дел добрых, не ради Христа делаемых: Создатель наш дает средства на их осуществление. За человеком остается или осуществить их или нет. Вот почему Господь сказал Евреям: «Аще не бысте видели, греха не бысте имели. Ныне же глаголете - видим, и грех ваш пребывает на вас» (Ин. 9:41). Воспользуется человек, подобно Корнилию, приятностью Богу дела своего, не ради Христа сделанного, и уверует в Сына Его, то такого рода дело вменится ему, как бы ради Христа сделанное и только за веру в Него. В противном же случае человек не в праве жаловаться, что добро его не пошло в дело. Этого не бывает никогда только при делании какого либо добра Христа ради, ибо добро, ради Него сделанное, не только в жизни будущаго века венец правды ходатайствует, но и в здешней жизни преисполняет человека благодатию Духа Святаго и притом, как сказано: «Не в меру бо дает Бог Духа Святаго. Отец бо любит Сына и вся дает в руце Его» (Ин. 3:34-35).

Так-то, ваше Боголюбие. Так и в стяжании этого-то Духа Божия и состоит истинная цель нашей жизни христианской, а молитва, пост, бдение, милостыня и другие ради Христа делаемые добродетели суть только средства к стяжанию Духа Божиего.

Как же стяжания? - спросил я батюшку Серафима - я что-то не понимаю.

Стяжание все равно, что приобретение, - отвечал мне он, - ведь вы разумеете, что значит стяжание денег? Так все равно и стяжание Духа Божия. Ведь вы, ваше Боголюбие, понимаете, что такое в мирском смысле стяжание? Цель мирской жизни обыкновенных людей есть стяжание или наживание денег, а у дворян сверх того - получение почестей, отличий и других наград за государственные заслуги. Стяжание Духа Божия есть тоже капитал, но только благодатный и вечный, и он, как и денежный, чиновный и временный, приобретается одними и теми же путями, очень сходственными друг с другом. Бог Слово, Господь наш Богочеловек, Иисус Христос уподобляет нашу жизнь торжищу , и дело нашей жизни на земле именует куплею и говорит всем нам: «купуйте, додеже прииду. искупующе время, яко дние лукави суть» (Лк. 19:13, Еф. 5:16), т. е. выгадывайте время для получения небесных благ через земные товары. Земные товары это добродетели, делаемые Христа ради, доставляющие нам благодать Всесвятаго Духа. В притче о мудрых и юродивых девах (См.: Мф. 25:1-12), когда у юродивых недоставало елея, сказано: «Шедши купите на торжищи» (Мф. 25:9). Но когда, они купили, двери в брачный чертог уже были затворены и они не могли войти в него. Некоторые говорят, что недостаток елея у юродивых дев означает недостаток у них прижизненных добрых дел. Такое понимание не вполне правильное. Какой же это недостаток у них в добрых делах, когда они, хоть и юродивыми, но все же девами называются? Ведь девство есть наивысочайшая добродетель, как состояние равноангельское и могло бы служить заменой само по себе всех прочих добродетелей. Я, убогий, думаю, что у них именно благодати Всесвятаго Духа Божьяго не доставало. Творя добродетели, девы эти, по духовному своему неразумию, полагали, что лишь в том-то и дело христианское, чтобы одни добродетели делать. Сделали мы-де, добродетель и тем-де, и дело Божие сотворили, а до того, получена ли была ими благодать Духа Божия, достигли ли они ее, им дела не было. Про такие-то образы жизни, опирающиеся лишь на одно творение добродетелей без тщательного испытания, приносят ли они и сколько именно приносят благодати Духа Божиего, и говорится в отеческих книгах: «Ин есть путь, мняйся быти благим в начале, но концы его - во дно адово» .

Антоний Великий в письмах своих к монахам говорит про таких дев: «Многие монахи и девы не имеют никакого понятия о различиях в волях, действующих в человеке, и не ведают, что в нас действуют три воли: первая - воля Божия, всесовершенная и всеспасительная; вторая - собственная своя, человеческая, то есть если не пагубная, то и не спасительная; и третья - бесовская - вполне пагубная». И вот эта-то третья вражеская воля и научает человека или не делать никаких добродетелей, или делать их из тщеславия, или для одного добра, а не ради Христа. Вторая - собственная воля наша - учит нас делать все в услаждение нашим похотям, а то и, как враг научает, творить добро ради добра, не обращая внимания на благодать, им приобретаемую. Первая же - воля Божия и всеспасительная - в том только и состоит, чтобы делать добро единственно лишь для стяжания Духа Святаго, как сокровища вечного, неоскудеваемого и ничем вполне и достойно оцениться не могущего.

Оно-то, это стяжание Духа Святаго, собственно и называется тем елеем, которого недоставало у юродивых дев. За то-то они и названы юродивыми, что забыли о необходимом плоде добродетели, о благодати Духа Святаго, без Которого и спасения никому быть не может, ибо: «Святым Духом всяка душа живится, и чистотой возвышается, светлеется Троическим Единством священнотайне» . Сам Дух Святый вселяется в души наши, и это-то самое вселение в души наши Его, Вседержителя, и сопребывание с духом нашим Его Тройческаго Единства и даруется нам лишь через всемерное с нашей стороны стяжание Духа Святао, которое и приуготовляет в нашей душе и плоти престол Божьему всетворческому с духом нашим сопребыванию, по непреложному слову Божьему: «Вселюся в них и похожду, и буду им в Бога, и тии будут в людие Мои» (2 Кор.6:16). Вот это-то и есть тот елей в светильниках у мудрых дев, который мог светло и продолжительно гореть, и девы те с этими горящими светильниками могли дождаться и Жениха, пришедшего в полунощи и войти с Ним в чертог радости. Юродивые же, видевши, что угасают их светильники, хотя и пошли на торжище купить елея, но не успели возвратиться во время, ибо двери уже были затворены.

Торжище - жизнь наша; двери чертога брачного затворенные и не допустившие к Жениху - смерть человеческая. Девы мудрые и юродивые - души христианские. Елей - не дела, но получаемая через них вовнутрь естества нашего благодать Всесвятаго Духа Божия претворяющего оное (то есть естество) от сего в сие, то есть от тления в нетление, от смерти душевной в жизнь духовную, от тьмы в свет, от вертепа существа нашего, где страсти привязаны, как скоты и звери, - в храм Божества, в пресветлый чертог вечного радования о Христе Иисусе Господе нашем, Творце и Избавителе и Вечном Женихе душ наших. Сколь велико сострадание Божие к нашему бедствию, т. е. невниманию к Его о нас попечению, когда Бог говорит: «Се, стою при дверях и толку!» (Откр.3:20) , разумея под дверями течение нашей жизни, еще не затворенной смертью.

О, как желал бы я, ваше Боголюбие, чтобы в здешней жизни вы всегда были в Духе Божием!

«В чем застану, в том и сужду», говорит Господь. Горе, великое горе, если застанет Он нас отягощенными попечениями и печалями житейскими, ибо кто стерпит гнев Его и против лица гнева Его кто станет! Вот почему сказано: «Бдите и молитеся, да не внидите в напасть» (Мк. 14:38) , то есть да не лишитеся Духа Божия; ибо бдение и молитва приносят нам благодать Его.

Конечно, всякая добродетель, творимая ради Христа, дает благодать Духа Святаго, но более всего дает молитва, потому что она как бы всегда в руках наших как оружие для стяжания благодати Духа. Захотели бы вы, например, в церковь сходить, да либо церкви нет, либо служба отошла; захотели бы нищему подать, да нищего нет, либо нечего дать; захотели бы девство соблюсти, да сил нет этого исполнить по вашему сложению или по усилиям вражеских козней, которым вы по человеческой немощи противостоять не можете; захотели бы и другую какую-либо добродетель ради Христа сделать, да тоже сил нет, или случая сыскать не можно. А до молитвы это уже никак не относится: на нее всякому и всегда есть возможность - богатому и бедному, и знатному и простому, и сильному и слабому, и здоровому и больному, и праведнику, и грешнику.

Как велика сила молитвы даже и грешного человека, когда она ото всей души возносится, судите по следующему примеру Священного Писания : когда по просьбе отчаянной матери, лишившейся единородного сына, похищенного смертью, жена-блудница, попавшаяся ей на пути и даже еще от только что бывшего греха не очистившаяся, тронутая отчаянной скорбью матери, возопила ко Господу: «Не мене ради грешницы окаянной, но слез ради матери, скорбящей о сыне своем и твердо уверенной в милосердии и всемогуществе Твоем, Христе Боже, воскреси, Господи, сына ея!»... - и воскресил его Господь.

Так-то, ваше Боголюбие, велика сила молитвы, и она более всего приносит Духа Божияго, и ее удобнее всего всякому исправлять. Блаженны будем, когда обрящет нас Господь Бог бдящими, в полноте даров Духа Его Святаго. Тогда мы можем благодерзновенно надеяться быть восхищенными во облацех, во сретение Господа на воздусе (1 Фес. 4:17), Грядущаго со славою и силою многою (Мф. 24:30) судити живым и мертвым (2 Тим. 4:1, 1 Пет. 4:5) и воздати комуждо по делам его (Мф. 16:27, Рим. 2:6, Откр.22:12).

Вот, ваше Боголюбие, за великое счастье считать изволите с убогим Серафимом беседовать, уверены будучи, что и он не лишен благодати Господней. То что речем о Самем Господе, Источнике приснонеоскудевающем всякия благостыни и небесныя и земныя? А ведь молитвою мы с Ним Самим, Всеблагим и Животворящим Богом и Спасом нашим беседовать удостаиваемся. Но и тут надобно молиться лишь до тех пор, пока Бог Дух Святый не сойдет на нас в известных Ему мерах небесной Своей благодати. И когда благоволит Он посетить нас, то надлежит уже перестать молиться. Чего же и молиться тогда Ему: «Прииди и вселися в ны и очисти ны от всякие скверны и спаси, Блаже, души наша» , когда уже пришел Он к нам, во еже спасти нас, уповающих на Него и призывающих Имя Его святое во истине, то есть с тем, чтобы смиренно и с любовью встретить Его, Утешителя, внутрь храмин душ наших, алчущих и жаждущих Его пришествия.

Я вашему Боголюбию поясню это примером: вот, хотя вы бы меня в гости к себе позвали, и я бы по зову вашему пришел к вам и хотел бы побеседовать с вами. А вы все-таки стали бы меня приглашать: милости, де, просим, пожалуйте, дескать, ко мне. То я поневоле должен был бы сказать: что это он? Из ума, что ли, вышел? Я пришел к нему, а он все меня зовет. Так-то это и до Господа Бога Духа Святаго относится. Потому то и сказано: «Упразднитеся и разумейте, яко Аз есмь Бог, вознесуся во языцех, вознесуся на земли» (Пс. 45:11), то есть явлюся и буду являться всякому верующему в Меня и призывающего Меня и буду беседовать с ним, как некогда беседовал с Адамом в раю, с Авраамом и Иаковом и с другими рабами Моими, с Моисеем, Иовом и им подобными.

Многие толкуют, что это упразднение относится только до дел мирских, то есть что при молитвенной беседе с Богом надобно упраздниться от мирских дел. Но я вам по Бозе скажу, что хотя и от них при молитве необходимо упраздниться, но, когда, при всемогущей силе веры и молитвы, соизволит Господь Бог Дух Святый посетить нас и придет к нам в полноте неизреченной Своей благости, то надобно и от молитвы упраздниться. Молвит душа и в молве находится, когда молитву творит; а при нашествии Духа Святаго надлежит быть в полном безмолвии, слышать явственно и вразумительно все глаголы живота вечнаго , которые Он тогда возвестить соизволит. Надлежит при том быть в полном трезвении и души, и духа, и в целомудренной чистоте плоти. Так было при горе Хориве, когда израильтянам было сказано, чтобы они до явления Божьяго на Синае за три дня не прикасались бы и к женам (См.: Исх.19:15), ибо Бог наш есть «огнь поядаяй все нечистое» (Евр.12:29), и в общение с Ним не может войти ничтоже «от скверн плоти и духа» (2 Кор.7:1).

Ну, а как же, батюшка, быть с другими добродетелями, творимыми ради Христа, для стяжания благодати Духа Святаго? Ведь вы мне о молитве только говорить изволите.

Стяжевайте благодать Духа Святаго и всеми другими Христа ради добродетелями, торгуйте ими духовно, торгуйте теми из них, которые нам больший прибыток дают. Собирайте капитал благодатных избытков благодати Божией, кладите их в ломбард вечный Божий из процентов невещественных, и не по четыре или по шести на сто, но по сто на один рубль духовный, но даже еще и того в бесчисленное число раз больше. Например: дает вам более благодати Божией молитва и бдение - бдите и молитесь; много дает Духа Божьего пост - поститесь; более дает милостыня - милостыню творите, и таким образом о всякой добродетели, делаемой Христа ради, рассуждайте.

Вот я вам расскажу про себя, убого Серафима. Родом я из курских купцов. Так, когда я не был еще в монастыре, мы, бывало, торговали товаром, которой нам больше барыша дает. Так и вы, батюшка, поступайте, и, как в торговом деле, не в том сила, чтобы лишь только торговать, а в том, чтобы больше барыша получить, - так и в деле жизни христианской не в том сила, чтобы только молиться или другое какое либо доброе дело делать. Хотя Апостол и говорит: «непрестанно молитеся» (1 Фес. 5:17), но да ведь, как помните, и прибавляет: «Хочу лучше пять словес рещи умом, нежели тысящи языком (1 Кор. 14:19). И Господь говорит: «Не всяк глаголяй Ми, Господи, Господи! спасется, но творяй волю Отца Моего» (Мф. 7:21), т. е. делающий дело Божие и притом с благоговением, ибо «проклят, кто дело Божие делает небрежно» (Иер. 48:10). А дело Божие есть: «Да веруете в Бога и Егоже послал есть Иисуса Христа» (Ин. 14:1, 17:3). Если рассудить правильно о заповедях Христовых и апостольских, так дело наше христианское состоит не в увеличении счета добрых дел, служащих к цели нашей христианской жизни только средствами, но и извлечения из них большей выгоды, то есть вящем приобретении даров Духа Святаго.

Так желал бы я, ваше Боглолюбие, чтобы и вы сами стяжали этот приснонеоскудевающий источник благодати Божией и всегда рассуждали себе, в Духе ли Божием вы обретаетесь или нет; и если - в Духе Божием, то благословен Бог! - не о чем горевать: хоть сейчас на Страшный Суд Христов! Ибо «в чем застану, в том и сужду». Если же нет - то надобно разобрать, отчего и по какой причине Господь Бог Дух Святый изволил оставить нас, и снова искать и доискиваться Его и не отставать до тех пор, пока искомый Господь Бог Дух Святый не сыщется и не будет снова с нами Своею благодатию. На отгоняющих же нас от Него врагов наших надобно так нападать, покуда и прах их возметется, как сказал пророк Давид: «Пожену враги моя и постигну я, и не возвращусь Я преследую врагов моих и истребляю их, и не возвращюсь, дондеже скончаются, оскорблю их, и не возмогут стати, падут под ногама моима» (Пс. 17:38-39).

Так-то, батюшка. Так и извольте торговать духовно добродетелью. Раздавайте дары благодати Духа Святаго требующим по примеру свещи возжженной, которая и сама светит, горя земным огнем, и другие свещи, не умаляя своего собственного огня, зажигает во светение всем в других местах. И если это так в отношении огня земного, то что скажем об огне благодати Всесвятаго Духа Божия? Ибо, например, богатство земное, при раздавании его, оскудевает, богатство же небесное Божией благодати, чем более раздается, тем более приумножается у того, кто его раздает. Так и Сам Господь изволил сказать самарянке: «Пияй от воды сей возжаждет вновь, а пияй от воды, юже Аз ему дам, не возжаждет вовеки, но вода, юже Аз дам ему, будет в нем источник приснотекущий в живот вечный» (Ин. 4:13-14).

Пакибытие - возрождение, новое бытие, новая жизнь.
Из молитвы св. Иоанна Златоустого ко святому Причащению.
То́ржище - торговая площадь (Мф. 20:3), народное собрание, сборище (Мф. 23:7; Лк. 11:43; 20:46)
Купля - торг, торговые обороты, получение прибыли (Мф.22:5; Лк.19:13-15)
Сравните: «Суть путие мнящиеся прави быти мужу, обаче последняя из зрят во дно адово» (Притч. 16:25). Или по-русски: «Есть пути, которые кажутся человеку прямыми, но конец их - путь к смерти.»
Из антифона 4-го гласа на утрене.
Вертеп - пещера, прито.
Житие преподобного Венедикта (память 14 марта): «Земледелец некий сына мала умерша на руку носяша приступи к Преподобному, моля его воскресить сына. Преподобный же преклоня колена с братией на молитву и глаголаша к Богу: Господи, не на грехи моя презри, но на веру человека того, о воскресении сыновнем молящагося, и отдаждь душу телу сему. Еще же не скончавшейся святаго молитве, абие тело умершее нача в себе показывати силу. Святый же вземши за руку, возстави отрока жива и здрава и даде его отцу его».
Из молитвы Святому Духу.
Живота вечнаго - жизни вечной.
Вящем - большем, лучшим.

Серафимов служка - под этим именем известен всем Николай Александрович Мотовилов . Имя его неотделимо от жизни и трудов Преподобного Серафима Саровского. Необычна судьба этого подвижника, горячего ревнителя и исповедника Православной веры.

Заслуга Мотовилова неоценима: духовно общаясь с Преподобным Серафимом, он сохранил для нас мельчайшие подробности его светоносной жизни, стал свидетелем того, как лик святого чудесно источал благодатный нетварный свет… Самой Божией Матерью поставлен Мотовилов на служение Дивеевской обители. Именно через Мотовилова узнали мы учение Преподобного Серафима о стяжании благодати Святаго Духа как цели христианской жизни. Любого из этих дел хватило бы для признания необычайных заслуг Христианина. Мотовилов же удостоился многого. Он обладал замечательным литературным даром. Его записки, обильно цитируемые духовным писателем С. Нилусом, читаются с напряженным интересом. Мотовилов прошел через нравственное мученичество и во враждебной среде масонов, и среди своих же, Православных. Неуклонно в течение своей жизни воплощая завет Преподобного Серафима о сохранении заведенных Самой Божией Матерью порядков в девической обители батюшки Серафима, Мотовилов многократно подвергался несправедливым нападкам и клевете.
Даже сегодня, когда прошло уже более 100 лет со дня смерти «Серафимова служки», споры о его личности не утихают. И это, на наш взгляд, подтверждает лишь то, что в Мотовилове было истинное юродство во Христе. Вместе с расцветом Дивеевской обители интерес к его личности постоянно растет. Недавно на телеканале «Россия» показывали фильм «Дневник Мотовилова». Николая Александровича играл Народный артист России Алексей Петренко, верующий Православный человек. Мотовилов требует к себе самому пристального внимания, прежде всего, как духовная, а не только историческая личность. Но до сих пор нет связного рассказа о жизни подвижника.Разве он не достоин этого? Конечно, отсутствие многих документов, все еще не обнародованных, погребенных в глубине отечественных архивов, не дает возможности сделать такой рассказ достаточно полным. Однако не столь давно обнаруженные исследователями архивные материалы, да и просто внимательное прочтение уже известных публикаций о Мотовилове и его времени позволяет значительно расширить знание об основных вехах жизни «Серафимова служки».

«Серафимов служка», Николай Александрович Мотовилов, был избранником Божиим. Он еще не родился, а уж путь его пред Богом был определен. Случилось это так. Его отец Александр Иванович Мотовилов в молодости по горячей любви присватался к Марье Александровне Дурасовой. Дурасовы были соседями Мотовиловых по симбирским имениям. Это был старинный дворянский род. Не удивительно, что Мотовилов получил отказ. О его причинах мы читаем у духовного писателя Сергея Нилуса: «Воспитанная в Петербурге, успевшая свыкнуться со столичной жизнью, Марья Александровна Дурасова… не пожелала уйти с мужем в деревенское затишье и отказала ему в своей руке».
Неутешный в своем горе Мотовилов-старший решился на уход из мира. Он стал послушником Саровской пустыни. Проходя послушание на просфорне, стал уже было готовиться к постригу. Но не то уготовано было роду Мотовиловых!
«Как-то раз, утомившись от непривычной работы, Александр Иванович увидел чудесный сон: в просфорню вошел сам Святитель Николай, издавна бывший покровителем рода Мотовиловых, и сказал: «Не монастырь путь твой, Александр, а семейная жизнь. В супружестве с Марией, которая тебя отвергла, ты найдешь свое счастье, и от тебя произойдет сын, его ты назовешь Николаем - он будет нужен Богу. Я - Святитель Николай и назначен быть покровителем Мотовиловского рода. Им я был, когда один из родоначальников твоих, князь Монтвид-Монтвил служил в войске Димитрия Донского. В день Куликовской битвы татарский богатырь, поразивший воина-инока Ослябя, ринулся было с мечом на самого Великого Князя, но Монтвид грудью своей отразил направленный смертельный удар, и меч воткнулся в образ мой, висевший на груди твоего предка; он пронзил бы и самого твоего родича, но я ослабил силу удара и рукой Монтвида поразил татарина насмерть».
Этот чудный сон совершенно переменил намерения послушника Александра. Он вышел из монастыря, снова сделал предложение Марье Александровне и на этот раз, по Божьему произволению, получил согласие. В это время он носил звание поручика. От этого-то необычного, предсказанного в чудном сне брака и родился будущий «Серафимов служка».
Нельзя не упомянуть дополнительных сведений о роде Мотовиловых. Известная сегодня по архивным разысканиям родословная Николая Мотовилова восходит к середине ХУI века, к некоему Михайле Мотовилову. В середине ХУI века известны Мотовиловы, вотчинники Переяславль-Залесского уезда. В начале ХУП века известны Мотовиловы, вотчинники Холмогорского и Ярославского уездов. По сказаниям же древних родословцев, Мотовиловы происходят от Федора Ивановича Шевляги, родного брата Андрея Кобылы (середина ХIУ века), родоначальника царствующего рода Романовых, Шереметевых и др. Один из сыновей Федора Шевляги Тимофей Мотовило был родоначальником Мотовиловых и Грабежевых. Никита Мотовило был дьяком (1566). В ХУП в. многие Мотовиловы были стольниками и стряпчими. Род Мотовиловых разделился на две ветви, внесенные в УI и УП часть родословной книги Ярославской, Саратовской и Симбирской губерний.
В словаре Брокгауза и Ефрона сказано, что в роду Мотовиловых было много стряпчих. Родовая приверженность к профессиональной деятельности осталась у Мотовиловых надолго. Так, среди замечательных судебных деятелей Х1Х века известен Георгий Николаевич Мотовилов (1833 - 1879), из дворян Симбирской губернии, о котором оставил свои воспоминания известный юрист Х1Х века А.Ф. Кони.
Об Александре Ивановиче Мотовилове пока известно немного. По матери он принадлежал к роду помещиков Репьевых. Поручик Иван Миронович Репьев - прадед Николая Мотовилова и дед Александра Мотовилова. От жены Аграфены родилась у него дочь Христиния, бабка «Серафимова служки». С давних пор поселились Мотовиловы в Симбирском крае. В 1726 году драгун Иван Шишелов продал капитану Василию Мироновичу Репьеву и его брату поручику Ивану Мироновичу Репьеву землю по реке Цыльне. В 1730-м году Василий продал брату Ивану всю свою долю. В 1764 году Иван Мотовилов умер. Дочь его, Христиния Ивановна, вышла замуж за Мотовилова и в 1763 году купила землю (15 четвертей) по реке Цильне у гвардии солдата Якова Нагаткина. Умерла она в 1791 году, оставив своим трем сыновьям - Николаю, Александру и Евграфу - при селе Рождественском, Цыльна тож, и в других местах 318 четвертей пашни и 150 десятин сенных покосов. В 1811 году, уже после рождения сына Николая, подпоручик Александр Иванович Мотовилов еще увеличил свой земельный надел, купив у девицы из дворян Анны Федоровны Кишинской участок земли в 34 десятины 403 сажени. Еще до этой покупки, начиная с 1794 года, Александр Иванович вместе с братом своим Николаем Ивановичем судились из-за земли с татарами соседних деревень Большой и Малой Цыльны. Татары жаловались, что Мотовиловы «завсегда чинят им во владении земли и сенных покосов крайнее стеснение и обиды, и ныне оные господа Мотовиловы, взяв верх над обиженными, завладели, усильством своим, почти последнею их землею: запахали и засеяли хлебом до 600 десятин, да подкошено ими же в татарских дачах сена до 200 десятин, коего и свезено ими в свое селение до 500 возов». Однако спор этот был разрешен в 1818 году Симбирскою Палатою Гражданского Суда в пользу братьев Мотовиловых.
Николай Александрович Мотовилов появился на свет 12 мая 1809 года в селе Рождественское, Русская Цыльна тож, Симбирского уезда Симбирской губернии. Как сказано в деле по прошению Н.А. Мотовилова о внесении его в дворянскую книгу, «…по метрическим за 1809 год книгам, поданным от Священно и церковнослужителей, Симбирской Губернии и округи, села Цыльны, в записке в числе рожденных под № 35-м значится и записан так: того 1809 года мая 12 числа, села Цыльны, у г. подпоручика Александра Мотовилова родился сын Николай…».
Маленького Николая крестили на третий день от рождения, 14 мая, в церкви родного села Цыльна. «Молитвовал и крещение совершал бывший священник Прокопий Петров, дьячок Николай Николаев, пономарь Алексей Петров, воспреемником был Симбирского уезда, Троицкой церкви священник Александр Емельянов».

ДЕТСТВО

Скорее всего, возрастал Николай Мотовилов в своей вотчине, в Симбирской губернии, хотя Мотовиловы владели землями еще и в Нижегородской и Ярославской губерниях. В Симбирской губернии Николаю Александровичу достались в наследство несколько сел и деревень, в которых обреталось около трехсот душ крестьян. Главное имение находилось в селе Рождественском, Русская Цыльна тож. Нельзя точно сказать, что представляло собою имение при отце Николая Мотовилова - Александре Ивановиче. Но в архивах сохранилось описание имения в том виде, как оно выглядело после смерти сына Мотовилова - лейтенанта флота Ивана Николаевича Мотовилова. Из этого описания следует, что в селе у Мотовиловых было значительное количество земли: всего 450 десятин. Согласно этим описаниям, дом Мотовиловых был деревянный, причем одна половина была двухэтажная, крытая железом. Опись отмечает, что «при доме имеются два крыльца и балкон, выходящий в сад» (ГАУО. Ф. 1, оп. 19, д. 18., лл. 67 - 71 об.). При доме были кухня, кладовая, два амбара, два погреба, баня, изба для садовника, да еще одна изба - с русской печью, сенями и двумя дверьми, да флигель для управляющего. Был еще скотный двор, довольно большой, со множеством навесов, с избами для скотников, с семью хлевами, амбаром, коровником, каретником, с погребами. Был еще конный двор - три конюшни с каретником и прочее. Была еще деревянная четырехкрылая мельница. Типичная для тех мест усадьба помещиков средней руки.
Не все в поместье сидели родители Николая: ездили в свои имения в другие губернии, выезжали, в особенности зимой, в Симбирск. Может быть, брали с собой и маленького Николая.
Что собою являл Симбирск той поры и каким могло быть воспитание Николая? Симбирская губерния была населена отборным, родовитым дворянством. Именно с Симбирска пошло выражение «столбовое дворянство». Столб - как опора Императорскому Трону - изначально стал гербом города. Симбирские дворяне отличались богатством и, как следствие, независимостью, да к тому же еще необыкновенной сплоченностью. Сам Царь Николай Первый, отправляя очередного губернатора И.С. Жиркевича в Симбирск, предупреждал его об этом, сказав, что прежний губернатор, Загряжский, «не умел поддержать звания своего как следует».
Эта сплоченность дворян имела, помимо иных, еще и ту причину, что Симбирская губерния была традиционно сильным масонским центром. Православному дворянину, истинному Христианину, в Симбирской губернии не всегда было уютно. Очевидно, отец Мотовилова, Александр Иванович, будучи человеком чести, приверженцем присяги и хранения верности Царю и Отечеству, испытывал в своей среде немалые трудности. Он прекрасно видел, что происходило вокруг него. Скорее всего, получал он от своих собратий-дворян предложения о поступлении в масонскую ложу. Вот почему он стремился воспитать своего сына в истинно Православной вере и в неприятии масонства. Отец «прозревал гибель от масонства, которым как новинкой, как последним словом Европейской образованности начали увлекаться наиболее выдающиеся провинциальные деятели.
- Смотри, матушка, береги Колю от масонов, если меня не станет! Именем моим закажи ему не ходить в их богоборное общество - погубит оно Россию!
Такие речи слыхал от отца и сам Мотовилов… Мотовилов на всю жизнь остался непримиримым врагом этого тайного и по существу глубоко революционного общества» (Нилус, 113).
Удивительно, но семилетний Мотовилов запомнил слова отца, и это потом серьезно скажется на всей его жизни. Правда, в Симбирске не все сплошь было пронизано масонством. Здесь испокон века сильна была вера и подвизались выдающиеся в религиозном отношении личности. Общая атмосфера в городе всегда была высокого религиозного настроя. В дни мотовиловского детства нередки были поездки симбирян к великому подвижнику русской земли - Преподобному Серафиму Саровскому. А тот им говорил: «Зачем это ко мне, убогому, вы трудитесь приходить, - у вас лучше меня есть, Андрей ваш Ильич…» И вправду, Андрей Ильич Огородников, ныне прославленный Церковью в лике святых, был душой старого Симбирска Х1Х века, его заступником и Ангелом-хранителем. Это был человек великих дарований, в городе его все знали и любили.
Блаженный Андрей Ильич почитался всеми симбирянами, независимо от того, к какому сословию они принадлежали. Тогда это был небольшой дворянско-купеческий городок, так что жизнь Андрея Ильича проходила, можно сказать, на глазах у всех горожан, - потому-то многие эпизоды его жизни сохранились в народной памяти. Деревянный Симбирск неоднократно горел, но при жизни Андрея Ильича в городе ни разу не было больших опустошительных пожаров. Однако после смерти святого пожары в Симбирске возобновились.
Андрей Ильич еще с раннего детства взял на себя подвиг молчальничества и объяснялся жестами. Все горожане знали о том, что каждое действие Андрея Ильича имеет потаенный смысл. Если он давал кому-то деньги, то человеку этому способствовал успех в делах или повышение по службе. Если же блаженный Андрей подавал человеку щепку или горсть земли, то это было знаком скорой кончины. Часто предупреждал он людей о смерти, готовя их к христианской кончине, и тем, что приходил к ним в дом и, вытягиваясь, подобно покойнику, ложился под образами в переднем углу.
Блаженный не только отказался от обуви, одежды. Аскеза его превосходила всякое воображение. Известны случаи, когда он мог прямо из огня вытаскивать чугунные горшки. Много раз целовал Андрей Ильич кипящий самовар, и притом если обливался кипятком, то нисколько не страдал из-за этого. Горожане часто видели его стоящим босиком в сугробах по целым ночам. Часто стоял он почти нагой на перекрестке улиц и, покачиваясь с боку на бок, переминаясь с ноги на ногу, повторял: «Бо-бо-бо». Особенно часто простаивал он в снежных сугробах ночи перед алтарем Вознесенского собора, который находился на Большой Саратовской улице. Там его не раз заставал стоящим в снегу священник В. Я. Архангельский, который и был духовником блаженного. В сильные зимние морозы стоял Андрей Ильич в холодной воде озера Маришка. Умер блаженный Андрей в 1841 году.
Отец же Мотовилова, Александр Иванович, оставил детей (Николая и его младшую сестру) сиротами, когда будущему «Серафимову служке» шел восьмой год, в 1816 году. Однако отец сумел заронить в души своих детей искру неподдельной любви к Богу.
К этому времени Преподобный Серафим Саровский, долго пребывавший в затворе, уже принимал людей. Видимо, сразу после смерти отца мать Мотовилова, Марья Александровна, ощутила потребность посоветоваться с кем-то из глубоко духовных людей, как ей жить дальше, как растить детей. Кто же мог заменить ей в этот момент великого старца? Ехать к нему было сравнительно недалеко. А главное - тут распоряжался Божий Промысл. Еще ребенком, в ангельском почти возрасте, впервые попал Мотовилов в келью Преподобного Серафима. Вся дальнейшая его жизнь проходила под невидимым попечением старца. И как бы ни уходили в сторону его жизненные пути, он все равно рано или поздно должен был вернуться к Преподобному, стать свидетелем и помощником его великих дел.
В то время Мотовиловы проживали, вероятно, в сельце Бритвино Нижегородской губернии, Лукояновского уезда. Известно, что именно оттуда и выехали маленький Коля Мотовилов с матерью в Саров к Преподобному Серафиму.
Мы помним, что первое пророчество о судьбе Мотовилова было дано еще его отцу во сне. Но оно было достаточно общим. Тогда Святителем Николаем было сказано, что сын Александра Ивановича будет нужен Богу. Теперь же, во время поездки к Преподобному, прозвучало еще одно предсказание о его необычной судьбе и притом - более конкретное. Однако не сам Преподобный Серафим сказал об этом. В Арзамасе одна всеми чтимая блаженная встретилась с Марией Александровной Мотовиловой и предсказала ее мальчику незаурядную судьбу, «силы непонятной и отвергнутой миром, но угодной Богу». Почти нет сомнения, что этой арзамасской чтимой блаженной, которая дала столь верное пророчество о судьбе Мотовилова, была подвижница Алексеевской общины дворянка Елена Афанасьевна Дертьева. В описываемое время именно она была самым примечательным человеком города Арзамаса. Это видно из ее жизнеописания. Именно к ней отправляли тех, кто хотел получить духовный совет (Исторические сведения о городе Арзамасе, собранные Николаем Щегольковым. Арзамас. 1911. С. 166 - 169).
От Арзамаса до Сарова было уже рукой подать, и скоро Мария Александровна с сыном прибыли в Саровскую пустынь. Семилетнего мальчика поразил вид кельи отца Серафима. В этой келье перед образом Богородицы Радости всех Радостей стояло семь больших подсвечников с зажженными свечами. Еще увидел там маленький Николай лавку, на которой спал отец Серафим, а на лавке - камень, служивший ему изголовьем. Все это, а в особенности камень вместо подушки, сильно поразило пылкое воображение мальчика. Много лет спустя он все это будет помнить в мельчайших подробностях. Запомнилось Мотовилову и другое. Когда он заскучал при разговоре Преподобного с матерью, он стал резвиться, насколько, конечно, позволяла теснота монашеской кельи. На строгий оклик матери отец Серафим возразил:
- С малюткой ангел Божий играет, матушка! Как можно ребенка останавливать в его безпечных играх!.. Играй, играй, деточка! Христос с тобой!
Через пятнадцать лет Николай Александрович снова встретится с Преподобным Серафимом, но уже при обстоятельствах, которые заставляли серьезно вслушиваться в каждое его слово. Старец с этой поры уже ясно и твердо поведет его за собою по тернистому пути Христианской жизни. Но, видимо, нужна была и эта, краткая, но необычная и промыслительная встреча отца Серафима и его будущего «служки». Уже тогда молитва Преподобного определила весь жизненный путь Мотовилова, сохраняя его в трудные минуты жизни, не давая духовно оступиться и пропасть.
Неизвестно, как проходила жизнь Николая Александровича от восьми до четырнадцати лет. Лишь несколько слов оставил об этом времени в своих рукописях Николай Александрович, но и они рисуют яркую картину его духовного созревания. Слова эти дошли до нас благодаря Сергею Нилусу: «Семейное ли благочестие, столь свойственное в те времена дворянским семьям, проживавшим в своих поместьях, раннее ли знакомство с людьми духовного подвига, с которыми любила проводить время благочестивая мать, предызбранность ли, сказавшаяся в значительном сновидении отца, но в Мотовилове рано проснулась религиозная любознательность, доставлявшая ему немало огорчений в отроческом и юношеском возрасте.
Узнав при изучении Священного Писания о Троичности во Едином Существе Бога, он стремился объяснить себе этот догмат явлениями видимой природы, чем в немалое приводил смущение не только простых сердцем своих деревенских наставников, но и законоучителей, готовивших его к поступлению в Казанский университет.
- Батюшка! - спрашивал он своего наставника. - Вот вы меня учите, что человек состоит из тела и души. А ведь мы по образу и подобию Божиему сотворены, стало быть, мы тоже троичны по существу?
- Ну, не еретик ли ты! Истинно еретик! Говорю тебе: высших себя не ищи! Куда ты заносишься, куда ты заносишься, спрашиваю я тебя!
И за словесным увещанием «еретика» обыкновенно следовало наставническое вразумление, от которого немало плакивал вразумляемый.
Мать тоже сильно огорчалась, боясь чрезмерной, как ей казалось, пытливости своего ребенка. В те добрые простые времена просто и по-детски веровали и зрелые люди».

КАЗАНСКИЙ УНИВЕРСИТЕТ

Какое-то время Мотовилов проходил обучение в пансионе немца Лейтера, выпускника Лейпцигского университета. К сожалению, ни о Лейтере, ни о его пансионе неизвестно почти ничего. Известно одно: Лейтер был протестантом, но неплохим педагогом. В Казани как домашний учитель он пользовался популярностью. В частности, он обучал в 1805 - 1809 гг. детей господ Молоствовых - известного в Казани дворянского семейства. Позже он открыл свой пансион. Именно из этого пансиона был принят в Императорский Казанский университет Николай Мотовилов 9 августа 1823 года. Мать Мотовилова, Мария Александровна, и определила в лицей Лейтера своего Николая с надеждой на хорошую подготовку к университету. Поступил в университет Мотовилов своекоштным студентом. То есть платить за его учебу приходилось Марии Александровне, а проживал наш студент на квартире профессора Карла Фукса. Такое в те годы практиковалось. Так Лейтер «передал из рук в руки» Мотовилова своему земляку, немцу, знаменитому профессору Фуксу . Фукс тоже был протестантом, но любили его в Казани все. Это был человек образцового трудолюбия и нравственности.
Карл Федорович Фукс был человеком прелюбопытным. Нельзя не сказать о нем несколько теплых слов, так как у него Мотовилов, видимо, многому должен был научиться и, кроме того, Карл Фукс сыграл в его жизни важную роль. Он родился в Германии в 1776 году. Его отец - профессор истории и красноречия - был из семьи священника. А преподавал теологию, философию и восточные языки. Мать Карла Фукса была дочерью профессора медицины, основателя ботанического сада в Герборне. Вот почему Карл Фукс проявлял интерес к медицине, естествознанию и востоковедению одновременно. В 22 года он защитил докторскую диссертацию, которая была оценена как "достойный вклад в историю лекарственной науки". Судьба распорядилась так, что он оказался в России. Весной 1805 года из Санкт-Петербурга в Китай следовала посольская делегация, в составе которой был и Карл Фукс, помощник главного посольского врача. Казань ему приглянулась, и он остался в городе навсегда. И не ошибся! Со временем он станет почетным гражданином Казани, ректором университета.
Фукс являл собой разносторонне одаренную личность: естествоиспытатель, этнограф, литератор, общественный деятель. Но в первую очередь Фукс был замечательным врачом. Современники признавали, что не существовало в Казани дома, который не посетил бы доктор Карл Федорович Фукс. Как диагност и терапевт он не имел себе равных в городе. Человек он был общительный, веселый. Его одинаково любили среди русских и татар, взрослых и детей, простых и знатных. Его, вопреки даже религиозным представлениям, допускали к больным женщинам-татаркам. В университете Фукс читал курс естественной истории, был позднее назначен деканом врачебного отделения, а в 1824 - 1827 гг. он являлся даже ректором университета, что сыграло свою роль в жизни Мотовилова.
Студенты очень любили Фукса, и не один Николай Мотовилов был близко связан с профессором. Известный писатель славянофил Сергей Аксаков, тоже своекоштный студент, оставил воспоминания, как страстно он хотел попасть в дом Фукса и как ему это удалось: "Я приехал к нему под предлогом какого-то выдуманного нездоровья. В кабинете у профессора я увидел висящие по стенам ящики, в которых за стеклами торчали воткнутые на булавках, превосходно сохраненные и высушенные, такие прелестные бабочки, каких я и не видывал. Я пришел в совершенный восторг и поспешил объяснить кое-как Фуксу мою страстную любовь к естественной истории и горячее желание собирать бабочек. Профессор был очень доволен. Он тут же показал мне все нужные инструменты, подробно объяснил, как с ними обращаться".
Карл Фукс живо интересовался литературой и искусством. Он был единственным иностранцем в Обществе любителей отечественной словесности. В доме Фукса хранились его ботаническая, зоологическая, минералогическая, нумизматическая и другие коллекции, библиотека и собрание картин. В доме Фуксов атмосфера царила творческая, жена профессора - Александра Андреевна - была тоже увлеченным человеком, писательницей, она по совету мужа изучала быт татар и чувашей. Это была высокообразованная дама, хозяйка литературного салона Казани.
Видимо, и своекоштному студенту Мотовилову, проживавшему у Фуксов, доводилось бывать на литературных собраниях. Ведь литературный дар у него несомненно был, что видно по его запискам. В доме Фуксов останавливались такие знаменитости, как поэты Пушкин, Языков, Баратынский, известный немецкий ученый Гумбольдт, известный государственный деятель Сперанский. В этом доме и пришлось пожить Мотовилову, пока он учился в Казанском университете. Это был довольно большой для провинциальной Казани двухэтажный особняк, который сохранился до сегодняшнего дня и даже стал охраняемым памятником архитектуры. Может быть, Божий Промысел сохранил для нас единственный дом, в котором жил Мотовилов, так как родовой дом в Цыльне уже давно не существует.
Ко времени поступления в университет Мотовилову было четырнадцать лет. В юношеском возрасте человек нередко на какое-то время отходит от Церкви. Жизнь разворачивает перед неопытным воображением радужные перспективы, юноша с головой окунается в новую, неизведанную и такую привлекательную жизнь - и забывает все, чем жила его душа раньше под неусыпным оком родительским. Не миновал этого и Мотовилов:
- Ну, маменька, - часто говаривал он матери, - у вас опять эти «искушения»!
«Искушениями» он называл странниц и монахинь, которых любила у себя поприветить Мотовилова. Слыша разговоры Николеньки, не всегда скромные и о предметах нескромных, потупя глаза и перебирая четки, со вздохом и как бы про себя они тихо шептали, бывало:
- Искушение!
Не любил их в то время жизнерадостный Мотовилов. На радужном фоне веселья шумного света, к которому тянулось его сердце, эти смиренные фигуры с постническими лицами, в черном одеянии, пожилые, с молитвой Иисусовой на устах, должны были ему казаться таким темным и непривлекательным пятном…»
Однако Господь по молитвам Преподобного Серафима хранил душу и сердце Мотовилова для высокого подвижничества. Как это часто бывает, именно несчастье, а затем и случившееся с ним чудо отрезвили юношу. В половине университетского курса, значит, где-то в 1824-1825 годах, со студентом Мотовиловым произошел странный случай, о котором сам он в своих записках говорит довольно туманно: «Этот случай поверг меня в такую бездну отчаяния, что я не мог его пережить, ибо должен был лишиться и своей дворянской чести, и дворянского звания, и быть отдану в солдаты». Разъяснила этот случай жена Мотовилова, Елена Ивановна. Случай, так потрясший Мотовилова, был поцелуй, брошенный им в университетском коридоре одной барышне. Поцелуй этот был замечен начальством, которое придало ему такое значение, что Мотовилов счел себя окончательно погибшим. Особенно его страшила мысль, что он причинит неутешное горе своей маменьке. А любил он свою маменьку так, как только могло уметь любить его чистое сыновнее русское сердце.
В центре Казани было известное всем Черное озеро. Оно было любимым местом прогулок многих казанцев. Здесь любил проводить время, между прочим, будущий писатель, а тогда студент Лев Толстой. В темную ночь из квартиры профессора Фукса к этому озеру ушел шестнадцатилетний студент с намерением утопиться. «Уже он готов был в него броситься, - пишет С. Нилус, - но какая-то невидимая сила вдруг приковала его к месту, с которого он хотел кинуться в воду, и в ночной темноте, над мрачными водами Черного озера, он внезапно увидал в ярком сиянии образ Казанской Божией Матери. Озаренный дивным светом Лик Пречистой укоризненно взглянул на юношу-самоубийцу и безследно скрылся в темноте ночи.
Это было первое знамение в его жизни».
Никому не известно, что совершилось тогда в душе Николая Александровича, что он тогда думал и чувствовал. Ясно одно: видение перевернуло все его существо. Отныне его жизнь должна была неминуемо войти в другое русло. Он вернулся в дом Фуксов уже иным человеком. Заступничество Самой Богородицы укрепило его, и история, грозившая ему исключением из университета, уже не казалась ему столь страшной. И в самом деле - все обошлось. Всеми любимый и уважаемый профессор Фукс, бывший в то время ректором университета, уверил обвинителей, что "он за Мотовилова ручается", как за высоконравственного юношу. Вряд ли рассказал кому-нибудь, кроме родной матери, эту историю юноша Мотовилов.
Что еще можно сказать о казанском периоде жизни Мотовилова? Разве то, что в своих автобиографических записках он глухо упоминает о каких-то книгах про масонов, которые ему удалось найти в Казани. Прочитав их, он ясно понял, что масонство есть «истинное антихристианство». Тогда-то и вспомнил Николай Александрович слова отца: «Смотри, матушка, береги Колю от масонов!» Говорит он в этих записках и о том, что были тогда в Казани ему «необыкновенные видения, предсказавшие судьбу и возвестившие идти против масонства». Не Сама ли Божья Матерь говорила это ему на Черном озере в ту незабываемую ночь, начавшуюся с отчаяния, а закончившуюся радостным откровением?
О времени его жизни в Казани после этого события мы не имеем достоверных сведений. Знаем только, что 8 июля 1826 года он окончил университетский курс и получил звание действительного студента, которым Мотовилов гордился всю жизнь и подписывался «действительным студентом» даже в зрелые годы в официальных документах. Даже стихиру, которую он сочинил Императору Александру II в апреле 1866 года, он подписал как действительный своекоштный студент Императорского Казанского университета. По выходе из университета он получил выпускное свидетельство, в котором отмечались очень хорошие «способности, прилежание и поведение», а также то, что по словесному факультету он прослушал полный курс наук, в числе которых были такие, как богословие и церковно-библейская история, история философских систем, славянский язык, логика («очень хорошо»), российская поэзия, церковное красноречие, всеобщая история и география, всеобщая российская статистика, российская словесность, латинский язык («хорошо»), греческий и французский языки («изрядно»). В свидетельстве говорилось, что Мотовилов «совершенно удостоверил в приобретенных им познаниях удовлетворительными ответами на узаконенном испытании». Первым подписал сей документ сам ректор университета, доктор медицины и хирургии, публичный ординарный профессор, статский советник и кавалер Карл Фукс.
Долго ждала этого счастливого момента мать Мотовилова, Мария Александровна. Теперь уж ее Николенька совсем взрослый, станет служить, возьмет на свои плечи заботы о родовых имениях, поможет вырастить младшую сестру! Душа ее радовалась и рвалась поблагодарить Господа. Может быть, так и зародилась мысль поехать с сыном на богомолье в Киев. В этом же 1826-м году и поехали. Однако человек предполагает, а Бог располагает. По дороге в Киев Мария Александровна неожиданно умерла, оставив на попечении Николая все имения и пятнадцатилетнюю девицу сестру, Прасковью.

Дата публикации или обновления 01.02.2017

4. Святые, почитаемые сёстры и благодетели Серафимо-Дивеевского монастыря.

4.2. Преподобные жёны Дивеевские.

4.2.14. Николай Александрович Мотовилов.

Рядом с могилами преподобных жен Дивеевских покоится Николай Александрович Мотовилов (1809-1879), «служка Божией Матери и Серафимов», как он сам себя называл. Батюшка Серафим исцелил Николая Александровича в возрасте 22-х лет от тяжкой ревматической болезни с расслаблением всего тела и отнятием ног, длившейся три года.

Перед своей кончиной Преподобный дал Мотовилову заповедь о служении Мельничной общине. Богатый дворянин, Николай Александрович стал одним из основных питателей и благотворителей Дивеевской обители. В трудных обстоятельствах для Дивеевской обители Мотовилов всегда горячо и бесстрашно отстаивал жизнь обители по заветам Царицы Небесной и преп. Серафима.

Батюшка Серафим открывал своему молодому другу сокровенные видения и пророчества о будущем России и Дивеева, многие из которых Николай Александрович записал. В «Беседе о цели христианской жизни» батюшка Серафим просто и ясно объяснил Мотовилову, что цель жизни христианина - стяжание благодати Духа Святаго. При этом Господь даровал Николаю Александровичу видеть Преподобного в состоянии наития Святаго Духа и самому в Нем пребывать.

Будучи светским и семейным человеком, он проводил духовную жизнь и весь горел любовью к Богу, к Божией Матери и святым.

Николай Александрович всегда стремился в Дивеево. Когда бывал здесь, никогда не надевал шапки и каждый день проходил по Канавке, невзирая на непогоду. Бывало, что полз на коленях, когда было скользко. Он мирно скончался 14/27 января 1879 года в своем симбирском имении. Для погребения его тело перевезли в Дивеево. Отпевали Николая Александровича в церкви Рождества Богородицы.

В советское время могилки у алтаря Казанской церкви были уничтожены, площадь заасфальтирована. Единственным ориентиром этого святого места оставалась старая береза на могиле Мотовилова. В 1970-е годы ее пытались выкорчевать, но это не удалось.